К тому же теперь у него была жена, готовая во всем помогать и поддерживать. Если повезет; очень скоро они переедут из этой квартиры в дом на холмах. Студия запустит в производство его первый фильм, и он будет прощен.
А возможно, и нет.
Через пару недель жизни на острие ножа Кларисса выяснила: в «Экономной хозяйке» консервированный тунец стоит вдвое дешевле, чем в «Гелсонсе»; мужнин мотоцикл «хонда-260», что бы там ни твердили в рекламе, вовсе не служит сексуальной приманкой для девиц в бикини; стирка в прачечной самообслуживания требует докторской степени по математике, а стирка в многоквартирном доме — пронырливости моссадовского шпиона, хитрости мафиозного адвоката и криминальных инстинктов наркобарона; посещение дешевых универсамов для закоренелого завсегдатая бутиков — все равно, что открытие Атлантиды для увлеченного археолога. И наконец, быть богатым все же лучше.
Разумеется. Но насколько лучше?
Именно этот вопрос Кларисса и задала Саймону за ланчем в «Пальме» (крабовые лепешки, жареные луковые колечки и заправленный майонезом капустный салат).
— Зависит от того, с кем делишь богатство, — ответил Саймон, глядя через стол на Клариссу.
— Ответ не принят, сэр. — Кларисса взялась за крабовые лепешки. Настоящей (читай: ресторанной) еды она не пробовала почти две недели, потому и приняла предложение Грэйви дружески пообедать втроем, вместе с Саймоном. Так и не дождавшись Грэйви, Кларисса отправила предательнице сообщение с зашифрованным воплем в виде значка @. Теперь уже (пусть и временно) замужняя женщина, Кларисса едва не отказалась от обеда. Но затем увидела, как мимо несут тарелки со стейками размером с добрый «кадиллак», унюхала луковые колечки и, не успев опомниться, оказалась за одним столиком с единственным человеком, который был способен разрушить всю ее жизнь (единственным — разумеется, не считая ее саму, а также мать и отца), и сделала заказ раньше, чем умостилась на деревянной скамье.
— Саймон, к чему этот совместный обед? — спросила Кларисса. — Конечно, я в восхищении, и ты вполне подойдешь для Н.С.
— Н.С.?
— Ностальгический Секс, — пояснила Кларисса. — Но я вышла замуж всего… — она сверилась по часам, — десять минут назад.
— Я случайно столкнулся с Александрой. Она мне все рассказала. — Он произнес это таким тоном, как будто умер кто-то с голливудского Олимпа.
— Что рассказала?
— Что твой… э-э… муж… нищий.
— Временно.
— А что, если у него и в будущем деньги не появятся?
— Я имею в виду — временно муж.
Саймон улыбнулся. Точный математический подсчет показал бы, что сейчас он в девятнадцать раз симпатичнее, чем в школе. Как Хулио Иглесиасу, возраст был ему к лицу. И почему мужчин так красят морщинки у глаз и седина? — задавалась вопросом Кларисса. Почему взъерошенные волосы мужчинам идут, а у женщин выглядят ужасающе? Почему мужчинам позволено публично портить воздух, а сотни несчастных женщин взрываются изнутри? Почему мужские костюмы скрывают все изъяны, тогда как женская одежда — сущая реклама целлюлита?
— Кларисса?
— Ой, прости… Что?
— Я спрашивал, — в голосе Саймона прозвучала досада, — ты счастлива?
— Еще бы. Эти колечки такие классные, как секс с незнакомцем.
— В браке.
Кларисса прекрасно поняла, что он имел в виду.
— Саймон, я верю в Аарона.
— Это… это замечательно. Рад за тебя.
— Я верю, что он вразумит своих родителей.
— А если нет?
— Ты когда-нибудь слышал о брачных обетах, Саймон? «В горе и в радости, в богатстве и в бедности» и все такое…
Если честно, то изначально Кларисса хотела вычеркнуть эту часть, но Аарон не позволил.
— Кларисса, ты прекрасно знаешь, что с «горем» тебе справиться не под силу. — Саймон с улыбкой покачал головой. — Любовь моя, я удивлен, что ты продержалась так долго.
Кларисса и сама удивлялась. Она удивлялась не далее как сегодня утром, когда заметила, что улыбнулась паре, живущей по соседству. Удивлялась, что ей неловко ездить на БМВ, когда вокруг — сплошные «тойоты», «фольксвагены» и «хонды», причем нет ни одной такой же новой и сверкающей, как у нее. Она удивлялась, что в глубине души получает удовольствие, покупая вещи задешево.
Она удивлялась, чувствуя досадно растущее удовлетворение. Не счастье, нет… «Счастье» — это нечто совсем другое. Но и несчастливой она тоже не была.
И это ее тревожило. Это срочно пора было менять.
После ланча (с десертом, капуччино и… о да, с печеньицем и, конечно, с восхитительными крохотными мятными конфетками) Саймон проводил Клариссу на бульвар Санта-Моника, где вовсю шли строительные работы. Там, в окружении тракторов, бульдозеров и гор вывернутой земли, они молча дожидались ее машину. Кларисса очень надеялась, что никто из общих знакомых ее не узнает. Было бы неприятно, если бы Аарону донесли, что она встречалась с единственным из своих бывших приятелей, к кому еще сохранила какие-то чувства.
А чувства и впрямь сохранились. Она размышляла об этом, пока служители, как навозные жуки, метались по парковке в поисках хозяйских «мерседесов», БМВ и периодически — «лексусов». На таких ездили иногородние… или сценаристы. Пока Саймон, по его настояиию, расплачивался с парковщиком, она взвешивала все «за» и «против».
Саймон — модный, светский, роскошный, уверенный в себе.
Кроме того, у него красивый нос и длинные ноги.
Правда, уши слегка оттопыренные, но это проблема для ребенка, а не для взрослого мужчины с пышной шевелюрой.
Аарон — умный, совсем не светский, но старательный, милый, уверенный в себе. И кроме того — ее муж.
Тоненьким голоском Сьюзи (карманная версия, в черном облачении чертенка, забравшаяся на левое плечо) поинтересовалась, что мог любой из них вообще найти в Клариссе. Дженнифер (махонькая, с крылышками ангелочка, на правом плече) тут же заметила, что любой достойный мужчина счел бы Клариссу неотразимой. И похвалила новые туфли Клариссы (настоящая находка, куплены в бутике Трейси Росса на Сансете еще до замужества).
— И поэтому я решил стать буддистским монахом.
Кларисса посмотрела на Саймона.
— Оранжевый — не твой цвет. Ты — «зима», Саймон, а не «осень».
Он стоял рядом с ее машиной и держал дверь открытой. Его «кадиллак-эскалэйд», самый модный автомобиль на данный момент, из которого несся оглушающий рэп, стоял позади БМВ. Саймон понял, догадалась Кларисса, что ни слова из его речей последних десяти минут она не слышала.
