Поезд на Лондон ушел минут за пять до того, как я сюда примчалась, — значит, торчать мне здесь еще добрых полчаса. На маленькой станции с двумя платформами больше никого не было. Только птицы. В моем детстве здесь стояла билетная касса, в которой сидел ворчливый старичок. Но те времена канули в прошлое, и теперь станция мало чем отличалась от автобусной остановки.
Итак, я застряла здесь — с ногами, трясущимися словно желе, и с пересохшим горлом. Ну, Моргун, ну, ублюдок — надо же, притащил меня сюда… А Винни… Что ж. Меня предала лучшая подруга.
В памяти всплывал образ худощавого седовласого человечка — его глаза, эта пустота в них. Как будто мне явился призрак моего отца. Отчасти так оно и было — ведь для меня он и был мертв все эти двенадцать лет — пятнадцать, если считать годы, прожитые с Мэв, когда я отказывалась иметь с ним хоть что-то общее.
Церковная служба, наверное, идет полным ходом. Интересно, пригласит ли потом отец всех домой, как это заведено, если умирает кто-то близкий? Он тянул с этим пятнадцать лет. — Думала я и о том, легко ли оказалось уговорить викария отслужить заупокойную по самоубийце.
— Кэтрин! Черт, Моргун.
Он шагал ко мне по платформе, сунув руки в карманы. Вид у него был смиренный.
— Прости. — Он сел рядом со мной на скамью.
Я отодвинулась к краю, подальше от этой сволочи, и продолжала молча смотреть на рельсы.
— Правда, прости меня. Я так волновался, когда ты убежала. Хорошо, что ты еще здесь.
— По мне, так наоборот.
Моргун вздохнул и уронил голову на руки, словно раздумывая, что сказать.
— Я был не прав, что привез тебя сюда. Действительно, это должна решать только ты сама. А я облажался.
— Вот это точно.
— Поверишь, если я скажу, что избрал ложный путь к благой цели?
— Я не знаю, чему верить. — Я украдкой покосилась на его расстроенное лицо.
— Понимаешь, я неисправимый наладчик. Хотел наладить твои отношения с отцом. Думал, главное — тебя сюда привезти, а там все получится само собой.
— Эго у тебя намного больше, чем я думала, — процедила я. — Надо поменьше слушать душеспасительную болтовню Винни.
— Кэтрин, Винни не виновата. Она рассказала мне о твоем отце, но…
— Так и знала! Что она еще тебе наплела? — Я представила себе, как они сидят в «Крокодиле», склонив головы друг к дружке, и шушукаются: Кэтрин совсем запуталась. Кто-то должен ее вытащить.
— Ничего. Я же тебе говорю — Винни не виновата. Она предупреждала меня, чтобы я этого не делал.
— А ты решил, что тебе видней.
— Ну примерно.
Я встала и отошла подальше от него, на другой конец платформы. Конечно, через пару мгновений Моргун потащится следом, но мне необходимо взять себя в руки.
Моргун выделил мне на это не больше тридцати секунд.
— Кэтрин, — забубнил он мне в спину, — ты можешь послушать меня минуту? Одну минуту? Обещаю — потом уйду и оставлю тебя в покое.
Я медленно развернулась к нему:
— У тебя ровно минута.
— Ладно. — И Моргун уставился себе под ноги, звеня ключами в кармане.
— Ну. Говори.
— А… да.
Я заметила, что волосы у него на макушке начали редеть. Появилось странное желание взъерошить их, но я удержалась.
Моргун набрал в грудь побольше воздуха и быстро сказал:
— Дело в том, что я когда-то поссорился с родителями. Им не понравилась одна вещь, которую я сделал…
— А что ты сделал?
— Неважно.
— Важно. Рассказывай.
Моргун бросил на меня неприязненный взгляд.
— Хорошо. Это касается моей первой жены.
— Это которая с тобой на Гавайи не поехала?
— Нет. Та была вторая жена.
— А Марианна…
— Третья.
— Они у тебя что, на деревьях растут? Ты же говорил, что был женат два раза?
— Никогда я так не говорил. Это все твои предположения. Я был женат трижды! — Моргун заставил себя продолжить спокойно: — И разводился трижды. Судьба такая. Первая жена… Я был слишком молод, — наверное, следовало просто жить с ней вместе. Мы недостаточно хорошо знали друг друга, а когда поженились, я понял, что не очень-то она мне и нравится.
Моргун умолк и полез в карман за сигаретами. Я ждала, когда он закурит. Странное дело — я заслушалась.
— Я не представлял, что делать. Подумывал уйти — но не хотел причинять ей боль. А потом встретил другую женщину…
— Вот оно что.
— Да. Между нами возникла связь. Знаешь, как это бывает: встречаешь кого-то, кого не любишь, но кого, кажется, можешь полюбить…
Я кивнула.
— А потом оказалось, что Никола — жена — беременна. И надо же ей было из всех людей на свете сообщить радостную новость именно моей матери.
— Ясно.
— А потом Никола узнает о другой женщине. Я прокололся пару раз, и она сложила два и два. Был грандиозный скандал, и я ушел. А через несколько дней позвонила мама. Что ты, говорит, за чудовище — бросил Николу, когда она ждет от тебя ребенка… Ну и всякое такое.
— Но ты же не знал о беременности.
— Вот именно! Если бы знал… Хотя даже не представляю, как бы я тогда поступил. Когда мне удалось наконец поговорить с Николой, она уже сделала аборт. Мои родители — убежденные католики, понимаешь? Они очень прямолинейные люди. Мама объявила, что не хочет иметь со мной ничего общего, и отец ее поддержал.
Голос Моргуна дрогнул. Он замолчал, сделал глубокую затяжку.
— И как ты поступил?
— Никак. Никола со мной развелась, и я женился на другой.
— На той, которая не поехала на Гавайи? Или ты еще одну вспомнил?
— На той самой, которая не поехала на Гавайи. Два года ни от родителей, ни от Николы ничего не было слышно. А потом пришло письмо от отца — он сообщал, что моя мать умерла. Хотел, чтобы я приехал на похороны. Я не поехал и даже не ответил на письмо.
— Начинаю тебя понимать, Моргун.
— Через два года второй брак отправился псу под хвост. Потом пришло письмо от лучшего друга отца. Отец умер от сердечного приступа. Мы не виделись несколько лет, но я был единственным ребенком, а завещания он не оставил. Было так странно снова вернуться в тот дом, организовывать похороны, устраивать все дела. Прошло столько времени, что я уже не мог разобраться в себе самом. Будто сложил свои чувства к отцу в коробку и забыл, куда ее дел. Это было тяжело. И единственное, что я мог чувствовать, — это раскаяние.
Некоторое время мы стояли, молча глядя друг на друга. Я была выжата как лимон, да и Моргун выглядел не лучше. И тут механический голос объявил о прибытии следующего поезда на Лондон.
— Что ж, пожалуй, тут я тебя покидаю, — сказал Моргун. — Я просто должен был все объяснить.
