— Неважно, — пожала плечами Юлия Геннадьевна, — главное, что ты её узнала. Как когда-то узнала и я, обнаружив в своей постели.
— Мамину серёжку?!
— Да, девочка, да. Именно из-за неё я и не хотела, чтобы вы с Ильёй дружили. Не хотела постоянно видеть у себя перед глазами напоминание о том, что мужчины куда вероломнее женщин и о том, как меня предали. Дважды. Но не будем о грустном. Будем о новом, — улыбнулась она, хоть и немного натянуто, и достала из сумки ещё один мешочек.
На ладонь Эрике легла ещё одна такая же серёжка, только чуть более блестящая.
— Видишь, я сделал в пару ей новую. И решила покончить с прошлым. Надевай!
И хоть к платью ей подобрали совсем другие серьги, как в «Гордости и предубеждении», эти тоже идеально легли под туго закрученные и нависающие на уши по моде того времени локоны.
— Кое-что голубое, — она повязала на шею Эрике ленту, которую заколола брошкой с голубыми камнями. — Это брошка моей бабушки, — нежно погладила она украшение. — Теперь она по праву твоя. Ну и кое-что взаймы.
Отстёгнутый с её запястья золотой браслет оказался Эрике слегка велик, но был явно сделан на заказ к брошке, а потому идеально вписался в комплект.
— Ну а теперь то, что я давно уже должна была тебе отдать, — она снова залезла в сумку и в этот раз достала файлик с бумагами. — Документы на дом. Он по-прежнему ваш с Ниной. Так что сама решай, что тебе с ним сделать. И то, что я нашла в кармане у Ильи… в тот день, — она смущённо кашлянула и протянула Эрике кольцо.
У Эрики так заколотилось сердце, что она грешным делом подумала, что не выйдет из этой уборной для дам живой.
«Так вот какое кольцо он выбрал! И он действительно собирался сделать мне предложение в тот день», — трясущимися руками надела она на палец скромное колечко с камешком и едва сдержала слёзы.
— Спасибо, — прошептала она.
— Тебе спасибо, — неожиданно прослезилась и «железная леди». — За то, что несмотря ни на что ждала и верила. За то, что с тобой он по-настоящему счастлив. Береги его, девочка. Сколько бы вам не осталось.
Она вздохнула, закрыла глаза. И эти слёзы, что текли по её щекам, наверно, были самым дорогим подарком, что Эрика когда-либо получала в жизни.
— Мы справимся. Со всем справимся. Вместе, — обняла её Эрика.
— Как жаль, что этого порой так мало — нашего желания, — вздохнула она. Вздохнула так тяжело и обречённо, что Эрика замерла.
— Что происходит? — отстранилась она, буравя Юлию Геннадьевну взглядом. — Вы знаете что-то, чего я не знаю?
— Нет, нет, я… — испуганно моргала она. Но Эрика её уже не слышала.
— Илья! — выбежала она в коридор.
И столкнулась с Майком.
— А я за вами. Пора!
Глава 77. Илья
Илья видел, как Эрика вырвалась и побежала, и оттого, что он тоже побежал ей навстречу, буквально упала ему в объятия. Обхватила его за шею.
— У тебя рецидив, да?
— Давай мы распишемся, это недолго, — шептал он самым уверенным тоном, на который сейчас был способен, — а потом обо всём поговорим.
— Ты мне врал, да? — покачала она головой, словно он её предал. Увидела Елену Владимировну. — Вы все мне врали?
— Разве я когда-нибудь тебе врал? — склонился Илья к её уху, загораживая от всех.
— Нет, Илья. Но я же чувствую, — ещё сопротивлялась она. — Ты снова о чём-то умалчиваешь?
— Такой уж я, — улыбнулся он. — Но у тебя ещё есть шанс передумать.
— Ну уж нет! — фыркнула она. — Не дождёшься!
— Тогда встретимся у алтаря? — он заглянул в её глаза. Упрямо, пристально. И она успокоилась, выдохнула, с вызовом вздёрнула подбородок.
— Эрика, пора, — цепко схватила её за руку Жанна и махнула девчонкам, что тут же принялись поправлять платье, цеплять что-то среднее между мантией и фатой, что по длинной ковровой дорожке за ней понесут дети. А ещё пудрить и делать всё то, что для Ильи было за гранью неведомого. Но он всё это только что испытал на себе, чтобы под марш Мендельсона вышли красивые снимки.
Он ждал, когда она к нему повернётся. И только когда Эрика глянула на Илью и всё же улыбнулась, обернулся в поисках Алого, который символично должен был вывести Эрику и передать Илье из рук в руки.
Илья увидел Алого, задумчиво опирающегося на трость в дверях комнаты, за которой, как выяснилось, самозабвенно ругались его отец с матерью.
— Зачем? Зачем ты ей сказала? — багровел от ярости Майк.
— Я ничего ей не говорила, если ты о том, как трахал её мать, что аж серёжки из ушей вылетали, — как всегда жёстко отбрила его Юлия Геннадьевна. — Так, упомянула вскользь, без подробностей.
Майк поперхнулся воздухом, замер.
— Её мать? — помотал он головой, словно от этого движения, что-то в черепной коробке как в «тетрис» должно уложиться ровно. — Бывшая подружка твоего Давида — её мать?
Юлию Геннадьевну аж перекосило.
— Представь себе, как тесен мир, — улыбнулась она, словно оскалилась.
— А раньше ты могла мне об этом сказать?
— А зачем? — хмыкнула она.
— А затем, что дура ты Юля. Самая настоящая. Да я не то, что с ней не спал, я даже имени её не запомнил.
— Ой, да ладно, — скривилась мать. — Вот только не надо этого показательного склероза.
— Это не склероз. Это правда. Да, я попёрся на ту книжную выставку именно ради неё. Хотел поговорить. Не знаю о чём. О тебе, о Давиде. Не важно. Узнал, что она там будет с мужем. И всё таскался за ними по залу, ища предлог как же подойти. Даже к туалетам за ней пошёл, думал, перехватить там, когда она будет одна.
Юлия Геннадьевна скрестила руки на груди, словно защищаясь от того, что говорил отец, неуверенно переступила с ноги на ногу, сглотнула, но не сказала ни слова, когда Майк замолчал. Он прочистил горло и продолжил.
— Она вышла так стремительно, словно за ней гнались, я бросился следом, но тут из туалета вслед за ней выскочила дама и давай орать: «Вы серёжку потеряли! Женщина! Это вы серёжку потеряли?» Ну я и взялся отдать украшение, сказав, что эту женщину знаю. А пока бежал у меня созрел план сказать тебе, что я с ней переспал. Я прихватил несколько её волосков, проходя мимо, и вместе с серёжкой подкинул в нашу постель. И всё, — он развёл руками. — Да, глупо, мелочно, несерьёзно. Но я думал просто тебя позлить, а потом признаться. Ведь я до последнего думал, что и ты мне не изменяла. Что всё это была ложь. Ведь тебе всегда было скучно, когда в доме тихо и спокойно, тебе нужны были крики, скандалы, африканские страсти. Я решил, что ты выдумала ту измену.
— Как же ты ошибался, — горько вздохнула мать.
— Да. Но зато всё, что я услышал тогда, словно открыло мне глаза. Как бы я тебя ни любил, что бы ни делал, ты всё равно никогда не забудешь своего Давида.
— И ты сдался? — прозвучал её вопрос совсем тихо.
— Жизнь слишком коротка, чтобы держаться за то, что никогда не станет твоим. Я не сдался. Я просто не стал бороться за то, что уже не вернёшь. Отошёл в сторону. Уступил место твоему Давиду. Мне очень жаль, что он погиб, Юля.
— А мне жаль, что я вычеркнула тебя из своей жизни, Миш.
Они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. За них сейчас говорили взгляды. И трудно сказать: домолчались ли они до того, чтобы друг друга услышать без слов, когда тишину разорвал голос Жанны.
— Боже! Ну где вы все? Илья, ты случаем жениться не передумал?
— Ни за что, — покачал он головой.
— Вы верите в семейные проклятия, Алла? — обернулся к свидетельнице Эрики Алый. Тяжело опираясь на трость, он шёл рядом с Ильёй. А когда подошла Алла Илья даже не видел.
— Вам тоже показалась эта история до боли знакомой? — удивилась девушка.
— Скажу больше: я почувствовал себя её участником, — завораживающе улыбнулся он Алле, но обратился к Илье: — Илюха, не вздумай сдохнуть. А то у меня не останется выбора, а я только что встретил девушку своей мечты.
