Глава 12
— Как думаешь, киты и вправду такие огромные? — я искоса взглянула на Пашу.
Парень лежал рядом со мной на пушистом пледе и, запрокинув руки за голову, наблюдал за голограммой. На его лицо то и дело падали голубые блики, а в уголках губ затаилась умиротворенная улыбка. Глядя сейчас на Краснова, я никогда бы не подумала, что всего час назад он как заведенный носился по сцене, безупречно отрабатывая шоу-программу.
«Почти безупречно», — ехидно подсказал внутренний голос, а мои щеки тотчас вспыхнули.
О том, как закончилась наша выходка с поцелуем, я старалась не вспоминать. Как только зрительские аплодисменты поутихли, сцену погрузили в искусственную тьму и меня под конвоем отправили в гримерку выслушивать Ксюшины причитания. И пока я отмывалась от грима под риторические восклицания: «Что это, черт возьми, было?», — главный зачинатель спонтанного перформанса, преспокойненько распевал себе на сцене, завершая концертную программу. Короче говоря, все шишки, по обыкновению, летели исключительно в меня. Краснов же, остался для большинства истинным героем. А героям, как известно, прощают многое.
— Спецы рассказывали, что в природе встречаются киты куда больше нашего, — отвлек меня от неприятных воспоминаний музыкант, напоминая, где мы находимся.
Я опять посмотрела на светящуюся рыбину, которая свободно парила под крышей арены. Её невероятные размеры заставляли чувствовать себя жалкой песчинкой посреди огромного океана, наполненного невообразимыми существами. Вернее, в нашем случае, океан заменял пустой стадион, а невообразимых существ — бесчисленное количество мелкого мусора повсюду. Но всё это сейчас казалось сущей ерундой. Гораздо интереснее было то, что происходило высоко над нами.
— У меня просто в голове не укладывается, что они могут существовать на самом деле, — я качнула головой, не отрывая взгляда от сказочного существа.
— Существуют. Я их видел прошлой зимой в Доминикане.
Честно сказать, я на миг даже растерялась. В моем сознании мой лучший друг детства Пашка, с которым мы когда-то лепили «котлетки» из грязи, и далекая Доминикана никак не рисовались в одну картину. И тут я поняла, что совершенно не знаю его нового: уверенного, успешного мужчину, которой горит тем, что делает. Ну, и ездит зимой в Доминикану…
— Ты много где успел побывать за эти три года? — я повернула голову, сосредоточив внимание на парне. Таком родном и чужом одновременно. Последнее мне отчаянно хотелось изменить. Узнать его заново, чтобы он снова стал для меня таким же близким, как прежде.
— Не сказал бы, — Пашка пожал плечами.
— И как тебе океан? Оправдал ожидания? — спросила я, вспоминая мальчишку, который в десять лет твердо решил забросить музыку и посвятить свою жизнь морю, став моряком.
В итоге, Пашкиным морем все же стала музыка.
— Какой из? Океанов много, знаешь ли, — самодовольно заметил он, вмиг разбивая мои сентиментальные порывы.
Вот что-что, а эта противная черта характера всегда присутствовала в Краснове. И я неизменно одинаково реагировала на нее.
Отработанный годами рефлекс, подводить не стал: вместо ответа я лаконично двинула зазнавшегося музыканта в плечо. Однако потерпела неудачу, как обычно недооценив противника: парень в одно мгновение рывком перевернулся на бок, а уже в следующее — нависал надо мной на вытянутых руках.
— Китти-Кэт, ты опять дерешься, — проникновенно протянул он, касаясь теплым дыханием моей кожи.
Мое тело тотчас отреагировало на его близость сладкой судорогой внизу живота и бешенным стуком сердца. К счастью, Пашка не догадывался, как он действует на меня. Или…тут мой затуманенный гормонами разум пронзила страшная догадка:
«Он же делает это нарочно!»
— А ты опять борзеешь, — деланно возмутилась я, радуясь, что в ночных сумерках не видно моего пылающего лица.
Знакомый запах ледяного ветра тут же наполнил собой воздух, а внутри появилось сумасшедшее желание притянуть Пашу к себе за шею и поцеловать. Жадно и нетерпеливо, запуская пальцы в его мягкие волосы и прижимаясь к нему всем телом.
Сознание мгновенно нарисовало возможные картины происходящего, а губы заныли в мучительном ожидании. Клянусь, я ещё никогда в жизни так не хотела засунуть кому-то язык в рот, как сейчас.
Однако поцелуям я предпочла угрозы.
Знаю-знаю, логика — моё всё.
— Даже не думай, Краснов! — прижав ладони к крепкой груди парня, строго произнесла.
— Надеюсь, ты об этом? — насмешливо спросил Паша и уверенно поцеловал меня.
Всё внутри сразу же встрепенулось и откликнулось парню. Всё, кроме логики, которая холодно намекала, что для начала не мешало бы поговорить.
— Погоди-погоди, — отстранившись, попросила я. И, подражая насмешливому тону Краснова, произнесла совсем не то, что собиралась: — Только не говори, что твои ненормальные фанатки опять ошиваются где-то поблизости.
— У меня нормальные фанатки и их здесь совершенно точно нет. Как и твоего бывшего, — ехидно добавил он, вновь накрывая мои губы своими.
— А как насчёт сцены? — упорствовала я.
— Ты хочешь вернуться на сцену? — сверкнул в полутьме белоснежными зубами Пашка.
— Я хочу, чтобы ты объяснил, зачем ты меня поцеловал. Да я же едва не свалилась с пилона, Краснов!
— Это радует, — снова заулыбался этот неадекватный.
— Тебя радуют мои предполагаемые травмы? — едко спросила я.
— Меня радует твоя реакция на меня. Помнится, раньше ты заявляла, что поцелуи со мной навевают тебе мысли о слизняках, — припомнил он вторую часть нашей захватывающей «эпопеи» с помидорами. В своем страстном желании научиться целоваться, одними томатами, как вы понимаете, я не ограничилась.
— Мне было тринадцать, Краснов. И помнится, ты тогда согласился со мной.
— Я соврал. Глубоко в душе я был без ума от твоих слюней, Сватова.
— Да неуж… — закончить предложение я не смогла. Мои слова смялись под его губами. Настойчивые и умелые, они заставляли забывать обо всем на свете. Сейчас для меня существовал только Паша: его крепкое тело так тесно прижимающееся к моему телу; его мягкие волосы в моих пальцах; и… его нечеловечески ледяные руки под моей толстовкой!
- Ай, прекрати! — взвыла я, оторвавшись от губ парня.
— Что-то не так? — Пашка тут же отпрянул и даже сел от неожиданности, с беспокойством глядя на меня.
— Да у тебя пальцы, как лед! — я тоже села и скрестила руки на груди, чувствуя себя слегка неуютно. Некоторой частью моего сознания близость с Красновым всё еще воспринималась как что-то неприемлемое. Поэтому, я терялась и совершенно не понимала как себя вести с парнем, который вдруг из моего друга детства стал моим…
Господи, да я даже не знала кто он мне теперь!
— Иногда мне кажется, что ты самый неромантичный человек на свете, Кэти, — с улыбкой в голосе мягко произнес Паша.
— Что романтичного в ледяных руках? — резонно заметила я. И желая доказать свою правоту, демонстративно засунула свои, как мне казалось, холодные ладони под реглан парня, мстительно опустив их на рельефный живот.
— М-да. Плохая идея, — протянула я, ощущая теплую кожу под пальцами.
— А по-моему очень даже ничего, — сверкнул в темноте улыбкой наглец. — Значит, мне тебя нельзя трогать, а тебе меня — можно. Такие правила игры? — он наклонился и слегка прикусил мою нижнюю губу.
— А по-моему очень даже ничего, — сверкнул в темноте улыбкой наглец. — Значит, мне тебя нельзя трогать, а тебе меня — можно. Такие правила игры? — он наклонился и слегка прикусил мою нижнюю губу.
Казалось бы, одно мимолетное прикосновение. Но от ощущения раззадоривающей боли и жара его дыхания, внутри всё трепетало и молило о большем. И это настораживало.
У меня, конечно же, и раньше случались поцелуи, и не только поцелуи. Однако с Костиком (моим последним и единственным парнем) не возникало и толики тех ощущений, которые я испытывала рядом с музыкантом.
