вынуждает меня задыхаться. Замереть в ожидании. Сглатывать вязкую слюну и убеждать себя, что я сама этого хотела. Так давно хотела его член внутри себя. И плевать на боль, уверена, с ним даже она станет приятной.
— Тамерлан, — выдыхаю, не в силах сдерживаться, когда он вдруг тянет ленты на шее на себя, заставляя сильно изогнуться и ловить ртом воздух.
Перед глазами чёрные точки. В груди разбухающее, как тесто, сердце. Между ног еле сдерживаемый фонтан.
— Дыши. Главное, дыши... — только и шипит он, прикусывая мочку уха, опаляя влажностью кожу. Но я уже не чувствую это, потому что горячая плоть принимается неспешно тереться между складочек, задевая тот самый эпицентр, который вынуждает меня забыть о страхах, боли, разуме. Обо всем постороннем.
Нет больше войны. Мы сложили оружие ради самого порочного перемирия.
Нет больше Аллы, есть женщина Тамерлана, которая готова терпеть все, что бы он ей не приготовил... Особенно, если это оргазм, настигнувший внезапно, как прятавшийся в дебрях зверь. Он впивается в мое существо, вынуждая сотрясаться от тянущих внутри живота спазмов и лить слезы от того, что так долго копившееся напряжение, наконец, отпустило. Словно фантомная боль у старого вояки.
Ленты слетают с шеи, но руки Тамерлана обхватывают пару оставшихся от прически косичек и продолжают держать меня изогнутой, пока головка его члена, покачиваясь, трогает край входа, словно разрешение спрашивает. Словно оно ему требуется, когда каменная плоть медленно растягивает меня изнутри.
Дергаюсь, не давая этому случиться, слыша его тяжелое дыхание. Многое бы отдала, чтобы слышать, что он сейчас думает, чего хочет, как сильно, как быстро, как долго?
Но страх не отпускает, и вот-вот закричу от боли, которая мне порой снилась в кошмарах. Но Тамерлан вдруг отпускает шлепком груди на стол, упирается лбом в спину и выдыхает:
— Бл*ть, и как тебя трахать, мелюзга?
Он крепко обнимает меня за талию, так, что дышать становится тяжелее, но все мои обострившиеся чувства между ног, в той самой сокровенной точке соприкосновения. Тамерлан не из тех, кто сдается, поэтому продолжает по миллиметру настойчиво бурить себе туннель к своему удовольствию, которое очень скоро брызгами нефти оросит мне кожу. Мягкими стенками влагалища ощущаю каждую вену его распухающего как губка ствола и инстинктивно сжимаюсь.
Хочу закричать и противиться, но сил после оргазма почти нет. Тело охватывает крупная дрожь.
— Какой он большой, — только и хнычу я, когда член вошел только наполовину, а дальше просто нет места. Стараюсь дышать глубже, но это ничуть не помогает справиться с внезапно накатившей паникой. — Тамерлан, может, не стоит.
— Просто закрой рот, я почти добрался до тебя, — шумно вдыхает он и с силой толкается до самого конца, кажется, задев матку и шлепнув яйцами о задницу. Ощущения растянутости сопровождаются дискомфортом от глубины проникновения.
Мать вашу. Больно же!
— Тамерлан… — хочу привлечь внимание, но в ответ слышу только рык, в следующий момент член, чуть выйдя, врывается снова, но уже более резко. — Я не вытерплю...
— Заткнись, — только и рявкает он, одной рукой сдавливая сильнее талию, а второй поглаживая губы, внезапно просовывая в рот крупный палец. — Просто заткнись.
Расслабляю все тело, подстраиваясь под каждое движение. Кажется, что он таким темпом пытается усыпить мою бдительность. Оказываюсь права, когда очередной толчок сопровождается моим вскриком. Отдых прекращается, потому что меняется скорость пошлых толчков.
Больше Тамерлан не пытается меня жалеть, а врывается, с каждым ударом снося все рамки, нагроможденные в моей голове за два года. Страхи о том, что его член может разорвать, больше не терзают. Теперь остался лишь один, что это может закончиться. Что отточенные движения прекратятся, а зубы моего мужчины перестанут резать влажную от испарины страсти кожу.
— Боже... — мычу, когда Тамерлан откровенно вколачивает меня в стол, стискивает руками тело, толкая палец в рот все чаще. Пусть я ощущаю непривычную боль, но вместе с тем мое тело подчиняется ему, выгибается и просит не прекращать.
Так странно, так необычно, знать, что хочешь отстраниться, но в то же время умолять делать это ещё. Безумие.
В какой-то момент этой распутной, сладкой экзекуции, когда все чувства пели о скорой кульминации, я забываю о своей победе.
Сейчас нет победителей и проигравших, только мужчина и женщина, очень долго ждавшие, когда смогут сойтись в битве похоти и страсти. Я просто себя отпускаю, словно и не было между нами, никакой вражды словно мы давние любовники.
Второй оргазм стреляет в мозг неожиданно и опасно. Я кричу, не выдерживая этой сладкой кульминации, охватившей каждую клеточку. Он резче и острее первого.
Теперь, наверное, и Тамерлан должен кончить, его член так распух, а трение вот-вот начнет метать искры. От подобного трения боль медленно возвращается. И воспоминания о том, что животному не хватит одного раза, он потребует ещё и ещё, пока окончательно не выбьется из сил.
Это может длиться часами.
— Тамерлан, — выдыхаю на очередной слишком грубый толчок, когда конец ударяется в матку. — Тамерлан, а я уже все…
Он делает резкий рывок внутри, застывает, поворачивая мою голову, чтобы поцеловать и с оскалом на лице выдохнуть в губы:
— А я только начал.
Глава 28. Тамерлан
Даже несмотря на всю скопившуюся злость, что горячей ртутью плескалась в венах, я сдерживался, как мог. Старался не сделать ей больно, был мягче, крики раненой газели слушать не очень привык.
Но стоило Алле кончить, как рамки слетели, словно под ударом взрывной волны, а в мозгу не осталось ничего кроме незамутненных животных инстинктов. Я скинул тормоза и пошёл напролом, именно так, как фантазировал очень давно.
После третьего раза, когда Алла больше не пыталась двигаться и умолять дать ей передышку, а просто дрыгалась в такт грубых толчков, мне немного полегчало. Совсем немного. После всех тех испытаний, которые она устроила моей выдержке, я получил вполне достойную награду и возьму ещё сполна.
Пока Алла провалилась в крепкий сон,
