отвращение к его шрамам, потому что все смотрят на него необычным взглядом. И только недавно узнала о том, что означают эти взгляды. Именно таким взглядом Каван смотрит на меня. Надо же…
— Кто-то из них тебя напрягает, Таллия? — тихо, но сурово спрашивает меня, наклоняясь к моему уху, Каван. Непонимающе моргаю и оглядываюсь назад. Женщина пристально смотрит на ягодицы Кавана. Клянусь, она пялится на них и даже облизывается.
— Думаю, я должна это спросить у тебя, — шепчу ему.
— Я привык к тому, что люди начинают строить догадки о моих шрамах, — цокает он.
— Ты уверен, что они смотрят именно на твои шрамы? Вряд ли у тебя дырка в одежде на заднице или на плечах, или на груди.
Помимо этого, все так разглядывают тебя, и я… раньше думала, что это из-за шрамов и неправильного отношения людей к ним, отвращения, о котором ты говорил. Но дело в другом. Они хотят тебя, как мужчину. Ты сильно привлекаешь их, — произношу я и словно ужасную тайну открываю Кавану. Он удивляется и тоже оглядывается. Несколько девушек и женщин соблазнительно улыбаются ему.
— Это потому что я хорошо одет. Моя одежда выдаёт во мне богатого мужчину, — хмурится Каван.
— Дело не в одежде, а в тебе, Каван. Посмотри, они все очень увлечены тобой, как мужчиной. Я не отрицаю того, что ты очень хорошо одет, но ты в чёрных джинсах, рубашке и такого же цвета пиджаке. Я уверена, что в магазинах масс-маркета полно подобных базовых вещей. Так что, дело точно не в твоей одежде, — усмехаюсь я.
— Хрень это, — бубнит он себе под нос.
Качаю головой, и мы едем дальше молча. Мы выходим на нужной остановке, и я веду Кавана к библиотеке.
— Ты упомянула о том, что считала мои шрамы отвратительными, — мрачно говорит Каван.
— Что? Я бы никогда такого не сказала, потому что мне они нравятся. Ты перевираешь мои слова так, чтобы выставить себя в плохом свете. Ты сам делаешь из себя чудовище. Только зачем? — удивляюсь я.
— Я слышал это от людей. И я жду, когда ты скажешь мне нечто подобное.
— Никогда. Прекрати нести чушь, — злобно фыркаю и передёргиваю плечами.
— То есть тебя ни разу не ужаснули мои шрамы? Не вызвали отвращения или тошноту? — прищуриваясь, спрашивает он.
— Ни разу. Это всего лишь шрамы. Почему вы все твердите о том, что это должно значить нечто весомое? Что у вас с мозгами, люди?
Никого же не тошнит от лысого мужчины или от тех, у кого кривые зубы или ещё какие-то дефекты на лице? Так почему вы зациклились на уродстве? Души могут быть куда уродливее и скрываться за красивой внешностью. Это намного хуже и важнее, чем какие-то там шрамы, — раздражённо всплёскиваю руками и толкаю дверь в библиотеку.
— Почему ты злишься на меня?
— Потому что ты глупый, Каван. Я больше не хочу говорить о твоих шрамах. Если тебе не о чем со мной поговорить, то лучше помолчим, — отрезаю я.
— Женщины не смотрят на моё лицо, когда я их трахаю. Да и трахаю я их так, чтобы они меня не видели.
От его слов я прихожу в ярость.
— У меня было много женщин, и я встречался с людьми. Никому не нравится смотреть на дефекты. Да, может быть, я и зациклен на этом, но лишь потому, что не хочу услышать от тебя подобное или узнать, что ты мне врёшь. Некоторые женщины даже спрашивали, мог бы я избавиться от шрамов или же трахать их сзади, чтобы они не прикасались к ним. Я привык к подобному. Я…
Не могу больше терпеть это. Пихаю его кулаком в плечо, отчего Каван замолкает.
— Достаточно. Я не хочу идти с тобой в библиотеку. Ты такой идиот, — цежу я.
— Почему ты снова злишься?
— Я не злюсь. — Бросаю свои вещи на ленту и прохожу под металлоискателем.
— Ты очень сильно злишься на меня. Что я сказал не так? Тебе не нравится факт того, что я трахал других?
— Боже мой, — шепчу, закатывая глаза, пока он достаёт из карманов нож, телефон, бумажник, а потом пистолет. Охранник смотрит на нас с ужасом, но Каван молча показывает ему какую-то карточку.
— Да, я не девственник, и у меня есть опыт. Что в этом такого?
— Ты можешь прекратить? — шиплю я на него, поглядывая на охранника. Краска стыда заливает мои щёки.
— Нет, я не могу прекратить, потому что хочу разобраться в том, почему ты так сильно на меня разозлилась, что даже выгнала из библиотеки!
— Ты кричишь. Тише.
— Я не кричу, чёрт возьми!
Когда его громкий голос эхом раздаётся по тихому пространству, Каван хмурится и поджимает губы.
— Ладно, я кричу. Но ты меня вывела, — обвинительно бросает он.
— Я? Это ты начал глупый разговор и не хочешь слышать меня.
Ты глухой придурок.
— Ты понимаешь, что обзываешь меня? А те, кто это делали раньше, уже не живут.
— И что? Ты угрожаешь мне? Готов убить меня за то, что я не собираюсь жалеть тебя или подтверждать слова тех дурочек, которые убедили тебя в твоём уродстве? Ну же, и что ты мне сделаешь, Каван? — Вскидываю подбородок и смотрю прямо ему в глаза.
Чувствую, как напряжено всё моё тело, и оно вторит мужскому телу, вплотную стоящему напротив меня. Я ощущаю сильные и мощные вибрации жара, которые исходят от Кавана. На заднем плане всё размывается, и я вижу только его лицо и потемневшие глаза тёмно-синего цвета, горящие от эмоций. Я в жизни не видела подобных глаз. Глубоких, таинственных и сильных. У меня в горле начинает сушить, словно там сутки не было и капли воды. Моя кожа покрыта мурашками, которые щекочут меня. Я осознаю, что, кажется, даже не дышу.
— Как же ты прекрасна, Таллия, — жарко выдыхает Каван.
От его слов меня откуда-то изнутри ударяет волна жара, и всё тело нещадно горит, даже кончики ушей.
Каван рукой притягивает меня к себе, и я ударяюсь о его тело.
— Так прекрасна, — повторяет он, делая глубокий вдох, как будто нюхает мои волосы.
— Невероятно прекрасна. — Он целует меня в макушку и улыбается мне.
—
