произошло в этих тупых недоотношениях, ведь он был честным. И не причинял боль.
Но псих только погладил пса по холке, прошептал «надеюсь, мы еще увидимся, приятель» и ушел.
С тех пор Джек от Тани не отходил. А еще заставлял ее выходить на улицу. Всего на пару минут около дома два раза в день. И того – шесть походов на свежий воздух. Двенадцать минут вне квартиры. Тане казалось, что этого вполне достаточно.
Она проснулась и поняла, что уже утро и нужно снова идти гулять с Джеком.
Мысль об этом вселяла в нее ужас, но она все равно поднялась на ноги, ища в куче вещей, сваленных в прихожей, поводок. Джек не скулил, но очень нетерпеливо топтался у дверей, как бы намекая, что Тане нужно поторопиться, он тут не молодеет.
– Сейчас, малыш. Подожди секунду.
Натянула кое-как ботинки, теплую куртку на провонявшую потом толстовку. Подняла голову... Захотелось занавесить зеркало в прихожей, потому что отражение пугало. Таня никогда еще не позволяла себе выглядеть так ужасно. Никогда.
Но...
У нее было оправдание. Она никогда прежде так не влюблялась. Нырком, с головой, на катастрофической скорости. Она влюбилась в психа безумно быстро и ужасно сильно, и теперь пожинала плоды.
Таня залипла на синяки под своими глазами, но Джек заскулил, как бы намекая, для чего они здесь собрались. Пришлось открывать дверь и выходить в мир.
Вечер тянулся медленно, как жвачка. Таня ждала, когда же ее организм затребует еще немного сна, потому что сон был единственным временем в сутках, когда она не загонялась.
Мама что-то бесконечно писала ей. Телефон пиликал, не прекращая. Какая-то часть внутри надеялась, что это сообщения от психа, но Таня тут же отметала эти мысли, убеждая себя, что сообщения от этого кретина ей не нужны. Ей ничего от него не нужно.
Но шли дни, и лютая злость начинала смешиваться с тоской. Ну, знаете, когда ты хочешь человека разорвать на кусочки, а перед этим на него насмотреться.
Псих не звонил и не писал. Таня нашла в себе силы помыться, приготовить пельмени, будь они неладны, и наесться ими до отвала. Ну, хоть не мороженое.
Пилик.
Пилик.
Совесть все еще не мучила. Наоборот, накричав на маму, она надеялась, что та отстанет на нее хоть ненадолго, что обидится и перестанет доставать. Но ей как будто было мало. Она как будто ждала, что Таня окончательно добьет ее своими словами. Сделает так, что мама вообще не захочет больше появляться в ее жизни.
И с каждым новым «пилик» Таня все сильнее вздрагивала.
А потом провернулся ключ в замке, и она выбежал из спальни, как сумасшедшая. Первая мысль – псих. Как-то сделал дубликат ключа и заявился. От мысли, что она может увидеть психа сейчас, Тане стало страшно.
Нет.
Неееет, нет. Не сейчас. Не когда она вся мясом наружу с оголенными нервами.
Вторая мысль – мама. Не дождалась ее ответа и заявилась лично.
Но из прихожей появилась темная шевелюра Полли, и Таня уставилась на нее во все глаза.
Она была пьяна. В юбке настолько короткой, что можно было вообще ее не заметить. В своей ужасной эко шубе, с наклеенными ресницами и бутылкой в руках.
Пьяная вдрабадан.
Таня почувствовала, как к горлу подступает ярость.
Она обожала Полину всей душой. Она любила ее так, как никогда не полюбит ни одного друга, если он у нее появится. Но прямо сейчас, в таком состоянии, она была настолько не к месту, что Таня не выдержала.
– Я не ждала гостей, – сказал она.
Полли оглядела ее с головы до ног и икнула. Потом улыбнулась и помахала бутылкой в воздухе. На самом дне плескалась пара глотков шампанского, все остальное, судя по всему, было уже внутри нее.
– Как хорошо, что я не гость, Мальцева, правда? – она шагнула в сторону Тани.
И Таня впервые в жизни на полном серьезе перегородила ей дорогу. Она опустила ладонь на стену, не позволяя Полине пройти.
– Я не шучу, Полли. Я хочу побыть одна.
– Брось, Таня. Я знаю, что случилось, я говорила с Егором, но вдвоем ведь страдать гораздо проще...
– Ты что... Не услышала меня? – почему-то горло ее сдавило, а дышать стало тяжело, как будто она бежала. – Я хочу побыть одна. Уходи.
Полли моргнула.
Потом огляделась.
– Повтори-ка еще раз.
– Уходи, – жестко произнесла Таня.
– Ух ты.
Губы Полины сжались. Таня сотни раз видела, как Полли плачет, поэтому знала, что сейчас она плакать не собиралась. Она злилась, но проглатывала свою злость, и если бы она была трезва, Таня бы просто предложила им разойтись по разным комнатам и встретиться утром на кухне, но она была пьяна. Отвратительно пьяна, и это было для Тани последней каплей.
– Хоть раз в жизни... Вы все... Можете просто оставить меня в покое?! – закричала она, как будто все, что она не успела досказать маме, она вываливала на Полинку, зная, что после этого ей станет легче. – Хоть один гребанный раз?! Просто не лезть в мою жизнь, блять?!
Полли сверкнула глазами, шагнула прямо на нее. От нее очень сильно пахло алкоголем и духами.
– Знаешь, Мальцева, такую суку как ты еще поискать надо, – спокойно произнесла она. Разочарование звенело в ее жестком, уверенном голосе. – Ты своей тупой башкой можешь хотя бы допустить мысль, что не одной тебе бывает плохо? И что не всегда к тебе бегут, чтобы жалеть тебя? И что, сука, у твоих друзей тоже могут быть проблемы, из-за которых они в тебе нуждаются!!
С каждым словом, с каждой фразой-пощечиной она звучала все громче и громче, пока не сорвалась на крик.
Потом толкнула Таню в грудь изо всех сил, так, что Таня отлетела и ударилась о закрытую дверь спальни спиной.
Воздух вылетел из легких.
– Полли.
– Но нет, планета вращается вокруг Таниной жопы! И проблемы есть только у нее, и херово бывает тоже только ей! Тебе там нормально сидится на твоем троне, дура?!
От злости она как будто протрезвела. Глаза искрились, губы дрожали, и Таня вдруг поняла, что больше не хочет вымещать на ней свою боль. Что хочется протянуть руки, обнять ее, чтобы вместе разрыдаться.
Но было поздно.
Полина подобрала ботинки, которые раскидала, пока шла от прихожей к гостиной, и открыла дверь.
Таня шагнула следом.
– Полли, ну подожди ты,
