— Ну что, мелкая дрянь? Сейчас ответишь мне за то, что сделала в прошлый раз.
С размаху ударяет по подлокотнику кресла, и Сонин визг сливается с громким хлопком.
Я хватаю девочку и прячу за собой.
— Роман, успокойтесь, пожалуйста. Софья ничего не сделала такого, за что ее нужно наказывать. Девочка испугалась.
Но нет, меня не слышат. Он точно обкуренный какой-то.
— Дура! Я хотел ей хорошо сделать, а эта истеричка орать начала. Со мной так нельзя… Мне бабы не отказывают.
— Она не баба! Она ребенок! — пытаюсь достучаться до задурманенного мозга.
— Да какой там ребёнок? Даже мать считает, что она уже делала это с пацанами. А я хотел ей настоящее удовольствие показать.
У меня все кипит внутри. Хочется придушить гада, но он слишком большой, даже для меня. Если бы был чуть похудее, да поменьше ростом.
Оглядываюсь по сторонам в поисках хоть какого-то оружия, хоть палки, хоть кочерги — любого.
— Рома, но ты же маму любишь, она не простит! — Соня тоже пытается воззвать к разуму.
— Она не поверит тебе — дура силиконовая! А я скажу, что ты меня пыталась соблазнить. Он совсем отупел от той травки, которой накурился. — И ты будешь молчать, да? Тебе понравится, поэтому ты никому не скажешь… Но сначала наказание. Иди сюда!
Соня хватается за мою руку и ощутимо дрожит. Мне и самой жутко страшно. Что если я не смогу его остановить, спасти девочку от страшной участи? Впервые в жизни жалею, что не владею никакими навыками самозащиты.
— Роман! Прекрати! Ей всего двенадцать! Услышь меня! Двенадцать! Она ребенок! Даже если выглядит чуть старше! Тебя посадят. Отпусти нас, и мы будем молчать, как молчали до того! Пожалуйста!
Переводит на меня безумный сверкающий взгляд.
— Она молчала, да, я знаю. И не потому, что испугалась за папашу своего, которого я обещал убить, если он решит со мной драться. Нет, не поэтому. Она просто ждала, когда я найду ее и накажу, а потом покажу, как все могло бы быть, да, детка? Ты ждала?
Соня качает головой, по ее щекам текут слезы, в глазах ужас. Она уже кое-что понимает, о чем именно речь, но все же не до конца. Зато я точно знаю, если мы выберемся, эта скотина сядет за решетку. Сделаю все, чтобы ему дали полный срок!
Он делает шаг вперед и ударяет сложенным вдвое ремнем по ладони. Поднимаюсь с пола, вставая перед ним. Не подпущу к Соньке! Буду драться царапаться, кусаться, пинаться, но не позволю выполнить задуманное.
— Что? Тоже хочешь ремня? Так легко.
Он вдруг резко отпускает его, замахивается и бьет меня, но адреналин уже хлынул в кровь, не давая испугаться или отступить. Плечо обжигает, но я не ощущаю боли. Чувствую, как мои глаза наливаются бешенством. Сама себя не узнаю. Кажется, готова разорвать его. Лишь бы силы хватило, но об этом не сейчас…
— Ты мерзкий урод, пальцем ее не тронешь, — рычу, пронзая его яростным взглядом. — Лучше не подходи.
Разражается глупым смехом, но я настроена серьёзно. Даже не представляет, насколько. Ему еще никогда не приходилось иметь дело с разъяренной тигрицей, защищающей детеныша!
Смех замолкает, и сволочь снова замахивается ремнем, снова щелкает по коже плеча, но я успеваю перехватить его и выдёргиваю из рук. От неожиданности не успевает удержать.
— А может, тебя самого надо наказать, плохой мальчик Рома, а? — голос звучит жутко. Мерзкий гад теряется от моего предложения. Будь он вменяем, быстро бы обезоружил меня, но реакции не те. Да еще я, похоже, нашла его слабое место нечаянно. — Ты плохо себя сегодня вел с девочками — будешь наказан!
О боже! Неужели я это говорю? И оно действует! Не знаю, долго ли он будет смотреть на меня, как кролик на удава, но пользуюсь властью. Травка ему совсем мозги отбила.
— Я… Я больше не буду…
— Ты разве не знал, что девочек бить нельзя, мерзкий мальчишка? — я резко щелкаю ремнем, и он вздрагивает. Ой! Переборщила. Теперь уже его глаза наливаются кровью. В них не просто ярость — желание убить меня.
Рывок вперед, и визг Сони… Грохот дверей… Разноцветное мигание в щелях ставней и голос:
— Это полиция! Всем оставаться на своих местах!
В дом врываются сразу несколько спецназовцев и быстро укладывают урода вниз лицом.
А медленно опускаюсь на пол, потом что ноги вмиг ослабевают и не держат больше. Сзади меня обхватывает Соня. Плачет, а я пока не могу и слова сказать от облегчения.
— Вика! Соня! — знакомый любимый голос врывается в сознание, а следом за ним и сам Игорь. — Девочки мои родные! Он ничего вам не сделал? Вы как?
Теплые, сильные руки Игоря обхватывают нас обеих, и это истинное счастье!
— Нет! Вика не дала ему! Ты бы видел, как она меня защищала! Такая смелая, как сейлор Мун.
По голосу слышу, что у Сони тоже отходняк. Веселость на грани с истерикой. Бедная девочка.
А меня начинает колотить. Зубы стучат, а руки не просто дрожат, а трясутся. Несмотря на успокаивающий тон Игоря, да на свои попытки дышать ровно, понимаю, что так просто не пройдет.
К нам подходит полицейский и спрашивает, нет ли раненых и нужна ли медицинская помощь?
Решаю, что не помешала бы.
Киваю, и шепчу, что мне бы успокоительного.
Жених срывает с себя джемпер и накидывает мне на плечи, я хочу отдать Соне, но та отказывается. Говорит, что мне нужнее. И вообще, очень надеюсь, что она не сильно пострадала психологически — держится бодрячком.
Стуча зубами, подхожу к скорой во дворе полуразваленного дома. Мне почти сразу предлагают укол, но я вдруг ни с того ни с сего вспоминаю про контрацепцию, о которой до того совершенно забыла, хотя и собиралась поговорить о ней с Игорем.
— Стойте, а его можно беременным… если вдруг?
Игорь аж вздрагивает. Соня тоже в шоке смотрит на меня. Пытаюсь оправдаться, хотя вины не чувствую. Это ж он должен был позаботиться — Ну мало ли, Игорь, а вдруг…
При Соне неудобно тыкать его носом в то, что мы никак не предохранялись эти дни.
— Если есть сомнения, лучше воздержаться, — отвечает врач, убирая шприц. — Попейте водички и постарайтесь дышать ровно. Скоро пройдет.
Пока не помогает, и Соня с Игорем старательно пытаются меня отвлечь. А я старательно вглядываюсь в ее лицо и глаза, чтобы убедиться — она приняла похищения не сильно близко к сердцу. Бедная моя. Лишь бы не зацикливалась на том, что эта сволочь говорил нам. Пусть уж лучше за меня переживает. Это может отвлечь.
Через некоторое время к нам подходит полицейский и просит меня дать первые показания. Прошу Игоря побыть с дочерью. Тот явно хотел бы пойти со мной, но разорваться не может.
Я рассказываю полицейским все по порядку, и меня быстро отпускают, сообщая, что обязательно еще вызовут.
— Не переживайте, он ответит за все, — успокаивает полицейский, и я очень надеюсь, что прав.
Игорь уже в своей машине, усадил Соню на заднем сиденье. Пока я давала показания там, девочка явно делала то же здесь.
— Ну всё, давайте домой. Разбираться, почему я узнаю важные вещи последним, будем уже завтра.
— Потому что он пригрозил тебя убить! — вскрикивает Соня и срывается. Вот теперь видно, как стресс выходит со слезами. — Помнишь, Вик, когда принес сумку с вещами, обнял меня и сразу отпустил, но успел прошептать угрозу. Ты не слышала. Поэтому я и уговорила тебя не рассказывать папе.
Ох, блин! А мне-то показалось, что он раскаялся тогда. Дура я дура.
— Прости, — шепчу, глядя Игорю в глаза. Он не выдерживает моего жалобного взгляда и тянет к себе, обнимая. Второй рукой обнимает дочку.
— Дурочки мои любимые. Больше никогда от меня ничего не скрывайте.
— Угу, — произносим в один голос.
Дома Соня быстро вырубается, а вот у меня наоборот — неспокойно на душе. Пока Игорь в душе, выхожу на балкон. Усталость наваливается как ледяная глыба. Хватаюсь за поручень и сгибаюсь пополам, рыдания душат.
— Вика, ну ты чего тут? Еще упасть не хватало! — меня отдёргивают от края балкона и ведут в комнату, усаживают в кресле на ручки и дают выплакаться.
