боли хочется почувствовать его внутри себя. Кожа горит, сердце бешено колотится, и я напугана больше, чем когда-либо, потому что со мной никогда такого не происходило.
Я — не из тех девушек, у которых порхают бабочки. Не из тех девушек, которые падают в обморок или умоляют. Я та, кто двигается дальше, пока все не усложнится, не оглядываясь назад, как акула, которая должна продолжать плыть вперед всю жизнь, так как погибнет.
Я — та, кто не падает. Кто ничего не чувствует. Кто ни к кому не привязывается.
Никогда.
Что еще хуже, Деклан видит, как я борюсь с собой. Он ложится на меня сверху, распределяя вес между моими раздвинутыми ногами, и обхватывает мою голову руками. Глядя мне в глаза, он говорит хриплым голосом:
— Со мной ты в безопасности. Ты можешь ослабить свою бдительность. Я поймаю тебя, если тебе нужно будет упасть.
Его слова ранят, как нож, вонзенный в сердце.
Я поворачиваю голову, тяжело втягиваю воздух и закрываю глаза. Деклан прижимается губами к моему уху и шепчет:
— Ты не сможешь спрятаться от меня. Я тебя вижу. Вижу, какая ты странная и чудесная, моя маленькая львица.
— Я не маленькая и не твоя, — произношу я дрожащим голосом.
— Да, моя, хотя бы на сегодня. Со всем остальным мы разберемся утром. — Затем целует меня крепко и требовательно. Такое чувство, что Деклан претендует на что-то.
Когда я уверена, что больше ни секундой не смогу сдерживать эмоции, нарастающие в груди, он прерывает поцелуй, подхватывает меня на руки и несет в ванную.
Я ставлю Слоан рядом с душем, приказывая, чтобы она оставалась там, куда я ее поставил, затем достаю ножницы из одного из ящиков под раковиной, чтобы срезать остатки разорванной рубашки с запястий и наручников, затем откладываю ножницы в сторону и снимаю с нее трусики и включаю душ.
Раздеваюсь.
Слоан смотрит, как я снимаю остатки одежды, с диким выражением в глазах. Пульс сбоку от ее горла учащенно бьется. Она выглядит так, словно может сбежать в любую секунду. Но остается неподвижной и молчаливой. Красивая и связанная. Моя храбрая адская кошка… Венера в цепях.
Член такой твердый из-за нее. Она смотрит на него широко раскрытыми жадными глазами.
— Слава богу.
— За что?
— Не бери в голову.
Я прижимаю ее к груди и целую, обхватывая одной рукой ее горло, а другой запуская пальцы в волосы. Дрожь удовольствия, пробегающая по ее телу, заставляет меня чувствовать себя изголодавшимся.
— Вот правила. — Ее смех гортанный и презрительный. Слоан перестает смеяться, когда я шлепаю ее по голой заднице. — Правила, — начинаю я снова, наслаждаясь тихим непроизвольным стоном, сорвавшимся с ее губ, когда шлепнул ее. — Номер один: полное повиновение или накажу тебя. И не в хорошем смысле.
Взгляд ее глаз, как мачете. Ревущие бензопилы. Заточенные мечи, поднятые вверх с боевым кличем. Я бы не ожидал от нее меньшего.
— Номер два: абсолютная честность. Если спрошу тебя, нравится ли тебе то, что делаю, то ожидаю честного ответа. Если тебе это не нравится, если чувствуешь дискомфорт или неуверенность, скажи мне. Дело не во мне. Дело в нас. Все должно быть для нас двоих, иначе меня это не заводит. Я не хочу делать ничего такого, что тебе не нравится.
Ярость в ее глазах меркнет. Слоан сменяется милой нерешительностью, как будто надеется, что я говорю правду, но не может решить, так это или нет.
Более мягким голосом я продолжаю:
— Номер три: полное доверие. — Она сглатывает. Панический взгляд сменяется нерешительным. — Знаю, что это будет для тебя самым трудным. Даже больше, чем ты ненавидишь, когда тебе говорят, что делать, ты терпеть не можешь быть уязвимой. Верно?
Через мгновение Слоан кивает. Сейчас она выглядит по-настоящему испуганной, впервые вижу это у нее. Похитить ее во время перестрелки или сказать ей, что есть большая вероятность, что она может умереть от тромба в мозге, ничего страшного. Но попросите ее открыть свое сердце, даже на одну ночь, и Слоан отреагирует как загнанный в угол волк.
Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.
— Со мной дела обстоят точно так же. Точно так же. Вот почему я даю тебе слово, что заслужу твое доверие и никогда не предам его.
— Ты не можешь этого обещать. Ты не можешь сказать «никогда».
Убирая волосы с ее лица, я отвечаю:
— Могу. Что и делаю. Но если ты не можешь мне доверять, я пойму. Все это закончится сейчас, если ты этого захочешь. — Я опускаю голову и нежно целую ее. — Ты здесь единственная, кто контролирует ситуацию, девочка. Мы бы просто какое-то время притворялись, что это не так.
Слоан всматривается в мое лицо в поисках каких-либо признаков нечестности.
— Доверие, да?
— Ага.
— Честность?
— Ага.
— Отлично. Ты первый. Ты правда думаешь, что я похожа на верблюда?
— Нет. Я думаю, ты выглядишь как Рокфеллер-центр на Рождество, Япония в сезон цветения сакуры и тысяча ярких оттенков зеленого на диких вересковых пустошах Северной Ирландии, все в одном флаконе.
Слоан приоткрывает губы. Ее глаза сияют. Горло напрягается, когда сглатывает. Затем она говорит сдавленным голосом:
— Наконец-то в твоих словах есть хоть какой-то смысл, — и приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать меня.
Весь я, тот, кто я есть, встречается с ней в этом поцелуе.
Все внутри меня расширяется и в то же время распадается, делая меня больше, чем раньше, но и более незащищенным. Я — тысячи акров незасеянных сельскохозяйственных угодий, а она — плуг, который перевернул меня и посеял новые семена в мою пыльную почву.
С болью в сердце и теле я веду ее в душ. Поворачивая ее спиной под струи, я беру бутылочку с шампунем и наливаю себе немного в руку.
— Откинь голову назад. Руки мне на грудь.
Слоан подчиняется без колебаний, кладет ладони мне на грудь и закрывает глаза, позволяя воде стекать по ее волосам.
Когда она вся намокает, я сдвигаю насадку для душа в сторону. Затем наношу шампунь на ее волосы, массируя кожу головы. Слоан прижимается ко мне, вздыхая.
Я наклоняю голову и шепчу ей на ухо:
— Хорошая девочка. — Она издает негромкий звук разочарования. Я знаю, чего хочет Слоан. — Можешь сказать.
— Спасибо. Боже, я не могу поверить, что сказала это. Я никогда не бываю покорной. Это так странно.
Наблюдая за ее лицом, я просовываю одну руку ей между ног и провожу мыльными пальцами по ее складочкам. Когда Слоан задыхается,