Старуха пошла в дом, чтобы приготовить Иеремии горячую ванну, а Камилла налила ему чашку только что сваренного Ханной бульона. Сама Камилла не умела готовить, и у нее ни разу не возникало желания научиться. Пока она наливала суп, Ханна стояла с Иеремией у дверей ванной. Она долго смотрела на него, а потом покачала головой:
– Я понимаю, сейчас не самое подходящее время, но... – Она колебалась лишь одно мгновение. – Мэри-Эллен третий день мучается родами. Я узнала об этом вчера утром, но не могла тебе передать. Сегодня на рынке мне сказали, что она до сих пор не разродилась.
Оба понимали, что это значит. Она могла умереть, как множество других женщин до нее.
– Не знаю, хочешь ли ты об этом слышать... – В ее голосе не было укоризны.
Она просто ставила Иеремию в известность.
– Но я должна была предупредить.
– Спасибо, Ханна, – тихо сказал он.
В этот момент в комнату вошла Камилла с чашкой бульона и окинула их внимательным взглядом.
Она сразу почувствовала, что Ханна сообщила какой-то секрет, и решила, что речь шла о ней.
– Что она тебе сказала? – спросила она, едва Ханна вышла.
– Дела, дела... Нужно помочь одному человеку. Надо ехать.
– Но тебе надо отдохнуть. – Слова мужа поразили Камиллу.
Он устал, едва держался на ногах, всю ночь проработал в ледяной мокрой грязи. Его труды окупились двадцатью тремя спасенными жизнями.
– Потом отдохну, Камилла. Ты не могла бы принести мне еще бульона и чашку кофе?
Вернувшись, она увидела его в ванне. Иеремия быстро осушил обе чашки и поднялся на ноги. Тело его было таким же сильным и поджарым, как в юности. Долгие годы работы на руднике помогали ему держаться в хорошей форме. Даже в сорок четыре года он выглядел великолепно.
– Ты такой красивый, Иеремия... Терстон улыбнулся.
– Ты тоже, малышка.
Он быстро оделся и вышел на крыльцо. Камилла наблюдала за ним с каким-то странным чувством.
– Зачем ты уезжаешь?
– Мне нужно. Я скоро вернусь.
– Куда едешь? – Она впервые устроила ему такой допрос, и это вызвало у Иеремии удивление.
– В Калистогу. – Он прямо посмотрел ей в глаза, но в душе почувствовал трепет.
Ему предстояло помочь родиться собственному ребенку или по крайней мере присутствовать при смерти Мэри-Эллен. Если, конечно, она еще жива...
– Можно мне с тобой?
– Нет. Только не сейчас, Камилла.
– Но я хочу с тобой, – обиженно повторила она.
Иеремии пришлось отстранить ее.
– У меня нет времени. Поговорим потом.
Прежде чем Камилла успела открыть рот, Иеремия уехал. На этот раз он погнал Большого Джо через холмы, заставив Камиллу задуматься о том, куда он направился.
Большой белый конь, громко стуча копытами, скакал по вьющейся по холмам дороге. Иеремия все подгонял и подгонял его, не думая ни о чем, кроме погибших ночью шахтеров. Глаза слипались. Пару раз он клюнул носом, но Большой Джо, казалось, сам знал, куда они едут. Маленький белый домик встретил их тишиной. Привязав Большого Джо к дереву, Иеремия подошел к двери, постучался и, не дождавшись ответа, вошел внутрь. Сначала он не услышал ни звука и подумал было, что Мэри-Эллен ушла рожать к матери. В ту же минуту сверху донесся ужасный вопль. Иеремия замер, пытаясь понять, одна ли она сейчас, а потом начал тихонько подниматься по лестнице. Как быть? Зачем он здесь? Впрочем, он хорошо знал, что это его долг. Ведь именно его ребенка в муках рожает Мэри-Эллен. Неужели она умрет?
Он задержался у дверей спальни, подождав, пока смолкнут стоны. Потом до его слуха донесся тихий плач и негромкий мужской голос. Положение было идиотское. Тело ломило от усталости. Чувствуя себя дурак дураком, он все же набрался мужества и постучал в дверь. Что ж, по крайней мере он может съездить за врачом... Именно врач и открыл ему дверь. Глаза у него были измученные, рукава засучены по локоть, грудь рубашки забрызгана кровью, но он, похоже, ничего не замечал.
– Простите... Я хотел узнать, не нужно ли... – Иеремия чувствовал себя более чем неловко.
Только негодяй мог бросить Мэри-Эллен в таком положении... Посмотрев врачу в глаза, он спросил его:
– Как она?
Терстон не стал представляться. Впрочем, этого и не требовалось: доктор понял, кто он такой. Он осторожно закрыл за собой дверь, и двое мужчин вышли в прихожую поговорить.
– Плохо. Роды начались в среду ночью. Она старается изо всех сил, но все тщетно.
Иеремия кивнул. Он боялся спросить, не умрет ли она. Ответ был ясен.
– Хотите войти? – Во взгляде врача не было осуждения.
А вдруг это хоть чем-нибудь поможет Мэри-Эллен? Впрочем, сейчас она так страдает от боли, что просто не поймет, кто к ней пришел. Но там был его ребенок...
Иеремия замер на полдороге. Ему еще не доводилось слышать, чтобы мужчина помогал при родах, однако врача это ничуть не пугало.
– Она не будет возражать?
– Она может вообще не узнать вас, – предупредил доктор.
После короткого замешательства он пытливо заглянул Иеремии в глаза.
– Вы сможете это выдержать? Вам приходилось видеть что-нибудь подобное?
Иеремия покачал головой:
– Только у животных.
Врач кивнул, это его устраивало. Не говоря больше ни слова, он открыл дверь и прошел в комнату, а Иеремия последовал за ним. В нос ему ударил сладковатый, тяжелый запах человеческой плоти, розовой воды и сырого постельного белья. Все окна были закрыты. Мэри-Эллен лежала на кровати, покрытая двумя одеялами. Иеремия увидел несколько пропитанных кровью простыней, подоткнутых под нее ниже пояса. Казалось, ее убили в собственной постели. Огромный живот по-прежнему вздувался горой, несмотря на отчаянные усилия, которые она прилагала уже три дня. Ее ноги бессильно раскинулись, словно у тряпичной куклы, а тело дрожало, как от озноба. Иеремия смотрел на нее с чувством вины и горького сожаления.
Внезапно ему показалось, что она начала биться в конвульсиях. Мэри-Эллен издала тихий глухой стон, вскоре перешедший в крик, и заметалась на кровати, закатывая глаза и судорожно хватая ртом воздух. Потом она проговорила несколько бессвязных слов, и врач быстро приблизился к ней. Иеремия понял, что ее оставляет сознание. Из нее потоком хлынула кровь, и она опять закричала. Доктор склонился над ней. Вскоре он выпрямился и вытер руки испачканным кровью полотенцем. Мэри-Эллен продолжала страшно кричать. Иеремия медленно подошел к кровати и заглянул в ее измученное лицо. Если бы ему не было известно, кто перед ним лежал, он бы не узнал эту женщину. Врач тихо заговорил с Терстоном, понимая, что Мэри-Эллен все равно не услышит его слов. Казалось, между схватками наступил перерыв, и она задремала.
