Никто никогда не давал Галине уроки хорошего вкуса, потому она как могла училась самостоятельно подбирать вещи так, чтобы они сочетались хотя бы по цвету. Где-то она прочитала, что наличие более трех цветов в одном туалете – это дурной вкус, и за количеством цветов всегда строго следила. Их никогда не было более трех, если кропотливо не подсчитывать их оттенки. Исключение она также делала для золотистой и серебряной отделки, которая, по ее мнению, подходила всегда и ко всему, а также для голубого цвета, близкого по тону к ее собственным глазам.
Скоро Галина Романовна вдруг с удивлением обнаружила, что на шестом десятке неожиданно, что называется, попала в формат. Ранее презираемые коломенские версты нынче оказались в большой моде. Старший экономист ресторана «Фреза» тщательно обмерила свои формы портновским метром и обнаружила «золотые» 90–60—90 при росте – метр семьдесят восемь. Она разделась догола и подошла к зеркалу все того же старинного шифоньера и закусила губу от смешанного чувства удовлетворения и одновременно жалости к себе. Зеркало отражало стройную и очень хорошо сохранившуюся женскую фигуру, хотя и рожавшей, но не кормившей грудью женщины. Галине Романовне захотелось заплакать. Кроме Сашки Вербицкого, которому она не очень-то верила, никто и никогда не называл ее красивой. Она со своим, как говорили, гренадерским ростом всегда была посмешищем в каждом коллективе. А теперь, когда изменился стандарт женской красоты, ей было уже глубоко за пятьдесят. Кому теперь ее престарелые 90–60—90 нужны?
Проглотив подступающие слезы, Галина Романовна пристально вгляделась в свое лицо и с не меньшим удивлением обнаружила, что вовсе не была, как считала всю жизнь, дурнушкой. У нее были красивые голубые глаза, точеный прямой нос, аристократической формы губы и всякое отсутствие намека на двойной подбородок. Конечно, вокруг глаз уже собрались многочисленные тонкие морщинки, несколько попортился овал лица, и появились глубокие тени под глазами, но общее впечатление было очень даже неплохим. Белокурые волосы несколько посерели ввиду наличия в них обесцвеченных седых прядей, но до сих пор были сильными и очень густыми.
Потрясенная и все еще обнаженная женщина в изнеможении рухнула на диван. Какую же жестокую шутку сыграла с ней судьба. Она, Галька Харя, со своими будущими 90–60—90, оказывается, родилась не в свое время. Она была изгоем и посмешищем общества лишь потому, что никто еще не успел додуматься до того, что высокие стройные женщины – это красиво. Ну, погодите те, которые не додумались! Она еще вам всем покажет!
И началось перерождение бледной незаметной женщины в яркую даму с величавой царственной походкой. Ей уже не надо было горбиться, чтобы хоть как-то уменьшить свой рост. Галина Романовна теперь с гордостью несла миру свои собственные метр семьдесят восемь, увеличенные еще на десять сантиметров за счет каблуков.
Однажды вечером она выкрасила волосы в золотистый цвет, потом попробовала не завязывать их в узел, а приподнять над головой в прихотливой прическе. Понравилось. С мелкими морщинками почти справился тональный крем. С высокой прической никак не вязались тонкие бледные губы, и Галина Романовна догадалась увеличить их с помощью яркой морковной помады, которая удивительным образом гармонировала с золотыми волосами. После губ серьезной корректировки потребовали глаза, и средства были тут же найдены: карандаш для бровей, ярко-голубые тени и жидкая подводка для век, а также махровая удлиняющая тушь.
Бывший фрезеровщик, а ныне богатый ресторатор Валерий Петрович Зятев почти со священным ужасом следил за метаморфозами, охватившими весь организм главного экономиста сети собственных ресторанов. На благополучии его дела данные метаморфозы никак не отражались, но он очень боялся, что все-таки как-нибудь отразятся, а потому вытолкал Галину Романовну на пенсию ровнехонько в ее пятьдесят пять. Галина Романовна почти со слезами на ярко раскрашенных глазах умоляла Зятева оставить ее на своем месте, потому что, кроме работы, у нее ничего в жизни не было, на что ресторатор ей ответил:
– Брось, Галина! Ты свое уже оттрубила! Пусть теперь молодежь отдувается! А ты у нас женщина видная… крррасивая… Ты еще запросто можешь устроить свое женское счастье! Да любой мужик за подарок посчитает с такой раскрасавицей только рядом пройтись!
После эдакой комплиментарной по своей сути речи Зятев так залихватски подмигнул Галине Романовне, что она прямо зарделась под толстым слоем грима, с большой тщательностью и в несколько слоев наложенного на лицо. При этом она подумала, что Зятев не так уж и не прав. Она работала с семнадцати лет и вполне заслужила отдых. После того как Валерий Петрович обещал, что в дополнение к законной государственной пенсии будет ежемесячно переводить ей на книжку очень приличную сумму в благодарность за то, что она помогла ему наладить столь прибыльное дело, с трудовой деятельностью было покончено.
С тех пор на улицах Григорьевска и появилась удивительная женщина, которую впоследствии прозвали Белой Дамой Треф. Она всегда величественно несла свою стройную фигуру и никогда не отводила глаз, когда кто-нибудь чересчур долго и с удивлением ее рассматривал. Она знала, что хороша, но хотела быть еще лучше. Ее пышная прическа увеличивалась и увеличивалась в размерах, пока не дошла до классического, как казалось Галине Романовне, варианта в виде трех шаров, украшенных голубыми розочками под цвет глаз. Она покупала только самые кричащие вещи в молодежном стиле, строго соблюдая правила сочетания в туалете трех цветов, добавляя лишь для шарма блестящую отделку. Бирюзовые бусы она носила всегда. Во-первых, потому, что они подходили к глазам и розочкам, а во-вторых, именно с них началось ее преображение из незаметной серой женщины в роковую красавицу…
Она оставалась той же милой, доброй и застенчивой девочкой, но причудливый фасад тщательно скрывал это от окружающих. Миру Галя являла величественную Дану.
Кроме работников ресторана «Фреза», Галину Романовну не мог узнать практически никто из прежних ее знакомых и сослуживцев. Она превратилась в символ города Григорьевска, в такую же его достопримечательность, как необыкновенно крутой мост над рекой, где она любила кормить уток, и старинное здание продовольственного магазина, выполненного в стиле сталинского ампира.
Ресторатор Валерий Петрович Зятев, завидев Белую Даму Треф на улице из окна собственной щегольской иномарки, всегда норовил побыстрее проехать мимо нее, не уставая себя хвалить за то, что так вовремя отделался от совершенно сбрендившей бабы. Еще немного – и она развалила бы ему весь построенный с нуля бизнес.
