что чуть не сбил. Я ему позвоню, скажу пару ласковых.
– Скажи, скажи. Пусть осторожней ездит, – попросила я.
– Я ему передам. Давай третью историю. Я вошел в кураж!
– Хм, что бы такое придумать…
– Так ты не готова? – поддел меня Марк.
– Готова. Потерпи, сейчас. Ты очень нетерпеливый.
– Да, есть такое, – согласился он. – Мне просто интересно, что из этого получится…
– Есть. Лови третью историю, – вспомнила я еще один реальный случай, только уже из жизни Леры.
– Давай.
– Итак, моя хорошая подруга Лера этим летом работала вожатой в лагере, и, представляешь, дети из ее отряда в самый последний день сбежали и заблудились в лесу. Но им повезло, Лере удалось их найти. Просто чудо! Помогли хорошие вожатые и… – Я внезапно замолчала на полуслове, испугавшись реакции парня.
Марк ругнулся, резко вскочил на ноги и пошел к реке, оставив меня озадаченно смотреть ему вслед. Что за… Капец, что опять не так?
Я медленно поднялась, предчувствуя беду, и подошла к нему.
– Марк? – Я легонько коснулась его плеча. – Ты что-то вспомнил?
Он молчал и дрожал, как от озноба. Он не просто дрожал, его жутко трясло.
– Вожатые бывают ублюдками, – сказал он грубо.
– Тш-ш… Ты чего? – Я обняла его за плечи и прижалась к спине. – Что случилось? Почему ты так говоришь?
Я не отдавала отчета в своих действиях, просто не могла оставлять его в таком состоянии.
Марк не отвечал, но положил свои теплые ладони поверх моих. Я прислонилась щекой к его плечу и слышала, как сильно бьется его сердце.
Господи, что с ним произошло? Я чувствовала тревогу и страх. Реальный страх. Его страх. Я ощущала его. Неправдоподобно звучит, но это было так.
– Это не важно. Это в прошлом. Я не могу тебе рассказать, – сказал он тихо и сжал мои руки.
– Хорошо, – выдохнула я, – и не надо. Мне не говори. Но… я с тобой. Все будет хорошо! Да?
– Да.
– Марк? – спросила я шепотом.
– Что?
– Только не кричи! Я хочу дать совет. Мне кажется… Я думаю… точнее, я почти уверена, что твои воспоминания надо рассказать психологу, – наконец сформулировала я свою мысль.
– Нет. – Это было сказано очень твердо.
– Я так и знала. Почему?
– Не хочу и все, – сказал, как отрезал. – Он все растреплет маме. Ей незачем это знать.
– Хорошо. Прости, – неловко пролепетала я.
Я замолчала и постаралась прийти в себя. Господи, как с ним сложно! Ну что за характер упрямца!
Так, обнявшись, мы простояли очень долго. Когда я почувствовала, что Марк успокоился, решила озвучить еще одну догадку, которая назойливой мухой крутилась в моей голове.
– Послушай, – нарушила я тишину. – Прости… Я не знаю, что должно было произойти, чтобы тебя сейчас так безумно колбасило… – Я остановилась, почувствовав напряжение в его руках. – Но… блин, это ненормально!
– По-твоему, я псих? – спросил он тихо.
– Я этого не говорила, Марк.
– А что тогда?
– Я просто считаю, что это может быть как-то связано с фобией. Вот. – Я попыталась высвободиться от сильного захвата его рук. Слишком уж долго мы стояли, прижимаясь друг к другу.
– Не уходи, – попросил Марк и крепче сжал мои ладони.
– Не уйду… если ты хоть что-нибудь ответишь мне. – Мой голос прозвучал непривычно глухо.
Мне стало не по себе, но отступать было уже поздно. Нужно разговорить его и добиться хоть какай-то ответной реакции, иначе он снова замкнется в себе. А мне казалось, что мы смогли нащупать именно ту детскую травму, которая в какой-то мере влияла на него. Ему было больно об этом вспоминать. И значит, нужно работать с этим прямо сейчас. Не откладывая в долгий ящик.
– Мне нечего сказать, – невозмутимо ответил Марк. – А про фобию… Я не уверен. Это было тыщу лет назад. Я и сам толком не помню, что произошло.
Хватка парня ослабла, и я, пользуясь этим, отстранилась от его теплой спины.
– Это было в лагере? – Я обошла его и заглянула в голубые, но такие холодные, отчужденные глаза, в надежде увидеть в них какую-нибудь подсказку.
– Угу, – ответил он.
– Очень часто детские страхи как раз и являются причиной наших фобий, – пояснила я медленно, чтобы он все услышал, а не пропустил мимо ушей. – Просто ты не задумываешься об этом, пока не начинаешь разбираться. Поэтому ты должен все рассказать. Все, что приносит тебе болезненные воспоминания. Это психотравма… И только озвучив и проработав ее, ты сможешь избавиться от этой боли.
– Это по Фрейду? – с издевкой спросил Марк.
– Это по Кузнецовой! – вернула я ему шутку.
– Тогда я постою и послушаю.
– Марк, не язви! Что ты за человек такой?! – возмутилась я устало.
Тяжело. С ним было слишком тяжело договориться.
– Уж какой есть!
Марк неожиданно взял мои руки и переплел наши пальцы. На секунду мое сердце забыло, зачем мы здесь, и начало отплясывать сальсу в груди. Я совсем некстати вспомнила его смелые жадные губы… дерзкие, слишком откровенные касания меж моих бедер… Все было здесь… на этой поляне.
– Окей. Все это, конечно, круто. Но я все равно не понимаю, как это может быть связано с моей болезнью. – Марк волком смотрел на меня.
Чувственное наваждение растворилось, и я резко спустилась на землю. Была только его фобия, его сложный характер и ничего кроме.
– Может! Еще как может! Ты расскажи своему врачу, и вы вместе все обсудите, – почти умоляюще попросила я его. – Ты же не знаешь всей правды. Почему ты так упрямишься?
– А, к черту все это! – хмуро воскликнул он. – Расскажи лучше, как ты вчера погуляла, а?
– Марк, ты снова убегаешь от проблемы, – вздохнула я. – Ее не надо откладывать, понимаешь? Нужно сейчас решать. Я не заставляю тебя раскрываться мне!
– А по-моему, именно этим ты и занимаешься! – заметил с насмешкой парень.
– Нет же! – крикнула я возмущенно. –
