превратилась в ослепляющее наслаждение.
Мои бедра и ноги дрожат, мое сердце почти выплескивается на камень, когда он ускоряется. Безумие продолжается, пока я трясусь вокруг него. Он не сбавляет скорость. Я начинаю понимать, что он никогда этого не делает. Не тогда, когда он на задании сломать каждую частичку меня. Он двигается быстрее, сильнее, как будто намеревается разорвать меня на части, и по какой-то причине это вызывает еще один оргазм.
— Вот и все, моя шлюха. Придуши мой член так, как будто ты никогда не хочешь, чтобы он вылезал из этой тугой киски.
Я сжимаюсь вокруг него, наслаждаясь своим оргазмом, даже когда шмыгаю носом от боли. Его низкое рычание эхом отдается в темном лесу, когда он вытаскивает свой член. Первая струя его спермы окрашивает мою задницу, за ней следует вторая и третья, когда он тихо ругается.
Горячая жидкость обжигает горячий рубец, оставленный его рукой. Вздох, смешанный с прерывистыми криками, срывается с моих губ, когда он убирает с них свои пальцы.
Я хочу, чтобы они снова были внутри меня.
Мне действительно нужно, чтобы он стал для меня якорем в этот момент, чтобы я не могла думать ни о чем, кроме него и нашей тьмы.
Его и моей.
Потому что теперь я в этом не сомневаюсь.
Мы совместимы, как он и сказал.
Больные.
— Пожалуйста… — Я умоляю. — Остановись.
Не останавливайся.
Пожалуйста. Позволь мне остаться живой.
Он хватает мои подвергшиеся нападению ягодицы, и я ахаю, но прежде чем я могу сосредоточиться на боли, он снова проникает в мою киску.
И он твёрдый.
Черт возьми.
Как он может быть таким готовым сразу после того, как кончил на меня?
— Нет, нет, пожалуйста…
Его ладонь держит меня за спину, когда он садится на меня так, что наполовину прикрывает меня сзади, в то время как он врывается в меня со свирепостью, от которой у меня перехватывает дыхание.
— Пожалуйста…Я сделаю все, что угодно… Только перестань…
— Ты возьмешь мой член так, как всегда должна была, как игрушка, которой ты и являешься. Вот что ты сделаешь.
— Нет… нет… боже… пожалуйста это больно. Это так больно.
— И с этого момента будет еще больнее. Потому что я еще даже не начал, моя шлюха.
Наоми
Это размытое пятно движений.
После третьего оргазма я потеряла счет тому, что произошло на самом деле.
Я сбилась со счета, сколько раз он прижимал меня к земле и раздвигал мои ноги, чтобы он мог трахнуть меня глубже. Или как долго он прижимал меня к дереву и душил, схватив за горло, когда вонзался в меня, как сумасшедший.
Или сколько раз он шлепал меня по груди и щипал за соски, а затем заставлял меня приставлять его член к задней стенке моего горла и душил меня им.
Чем больше я умоляла:
— Пожалуйста, нет, — тем безжалостнее он становился.
Чем сильнее я плакала, тем безжалостнее становились его прикосновения.
Я имела дело со зверем, у которого не было кнопок выключения и ничто не могло его остановить.
За исключением жалкого стоп-слова, которое я упорно отказывалась использовать. Потому что, если я это сделаю, все это развеется в воздухе. Меня больше не будут преследовать и жестоко трахать.
Я больше не буду чувствовать себя живой.
И я действительно чувствую себя живой на протяжении всего действия. С каждым толчком и каждым шлепком. Каждое грязное слово и каждое унижение. Никакие невидимые кандалы не сковывают мои лодыжки, и никакой скрытый страх не парализует меня. Боль — мой афродизиак, а грубость — моя доза.
И я просто не могу отпустить это.
К тому времени, как Себастьян заканчивает, я сворачиваюсь в позу эмбриона на камне, а его сперма стекает между моих бедер, стекает по ягодицам и прилипает к кончикам моих грудей. Я думаю, что он испытал оргазм три раза и дважды эякулировал. Я понятия не имею, как, черт возьми, ему удалось снова возбудиться сразу после того, как он закончил, но, по-видимому, это возможно. Его выносливость — самая безумная вещь, с которой я когда-либо сталкивалась.
Может, я и была девственницей, но я смотрю порно, а он был на совершенно другом уровне. Я извращенно люблю хардкорные вещи, но даже их интенсивность не идет ни в какое сравнение с тем, что, черт возьми, произошло сегодня вечером или на что он способен.
Моя неспособность двигаться — это не шутка. Я задыхаюсь, задыхаюсь и все еще тихо плачу, когда мое сердце пульсирует.
И самая извращенная часть заключается в том, что я бы сделала это снова и снова. Черт, я бы даже не возражала, если бы он не остановился. Хотя это убило бы меня. Серьезно. Не так, как в какой-нибудь фантазии.
Сбоку раздается шорох одежды, и я слегка наклоняю голову в его сторону. Он натягивает толстовку, и по его силуэту в темноте я могу сказать, что на нем нет нижнего белья. Коммандос. Он пришел, готовый погубить меня безвозвратно.
Почему мне это так нравится?
Он опускает капюшон, пока он не закрывает его голову и не закрывает глаза, а затем поворачивается.
Оставляя меня.
Чтобы стереть все, что произошло.
В прошлый раз я едва выжила, но больше так не могу. Я… не думаю, что смогу жить с собой, если просто буду терпеть его оскорбления и притворяться, что ничего не произошло после этого.
Мой рот открывается, но выходит только вздрагивание, когда я пытаюсь сесть. Мне требуется несколько глубоких вдохов, прежде чем я могу говорить.
— Подожди…
Он останавливается, его спина затенена серебром полумесяца, но он не оборачивается.
— Я…
Слова теряются. Чего я хочу? Чтобы поговорить? Услышать от него что-нибудь, кроме того, что я хорошая, грязная шлюха и игрушка? Боже. Я начинаю казаться жертвой, и я ненавижу это чувство.
Я не хочу быть жертвой.
— Мы можем… поговорить? — наконец бормочу я.
— Одно слово, — говорит он со спокойствием, которое никогда не использует, когда шепчет мне на ухо грязные слова. — Только у тебя есть на это право
— Но…
— В следующий раз сражайся сильнее, и я, возможно, дам тебе насладиться этим.
И с этими словами он исчезает между деревьями.
Я сглатываю, горький привкус застревает в горле. Я хочу последовать за ним, но моя неспособность двигаться удерживает меня на месте.
Несколько минут я просто лежу там. Мой взгляд теряется в темноте леса и пыльном покрывале звезд над головой. Порыв ветра развевает мои влажные волосы и
