class="p1">— Не делай этого, Брэкс, — говорит Джастис, точно угадывая мои мысли.
Я резко останавливаюсь, поравнявшись с братьями.
— Не делать чего, Джастис? Не признавать, что мы облажались? Что убежали без оглядки и из-за этого другие страдали от его рук? Это наша гребаная вина, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь!
Джастис тоже вскакивает, оказываясь передо мной в мгновение ока.
— Да, бл*ть. Но никто не знал, что так все будет. Мы оставили его подыхать. Даже проверили, чтобы убедиться!
— Этого оказалось недостаточно, — рычу я. — Мы должны были сделать больше! Мы обрекли ее на страдания.
Мои плечи безвольно сникают, последние слова пропитаны горем.
— Он причинял ей боль из-за нас. Каждая отметина на ее теле и душе — это наша вина. — Жидкий огонь обжигает глаза, стекая из уголков, прежде чем я совсем теряю самообладание.
Брат обхватывает меня сзади за шею, притягивая ближе, позволяя тонуть в удушающей вине. Подходит Нокс и сжимает мое плечо в безмолвном утешении.
Совсем как в ту давнюю ночь. Когда все казалось таким безнадежным, и все, что у нас было, — это мы.
— Мы были всего лишь детьми, Брэкс, — хрипит Джастис, его голос наполнен тем же сожалением, которое разрывает на части и меня. — Мы сделали все, что могли, но были просто гребаными детьми. Нам удалось только это.
— Он прав. — Сдержанный голос отца проникает в наш момент.
Мы отрываемся друг от друга и смотрим на человека, спасшего нам жизни. Он спускается по ступенькам заднего хода, приближаясь в окутывающей нас темноте, и встает перед нами.
— Не вините себя в том, что случилось много лет назад. — Знание в его глазах, обращенных на нас, не спутаешь ни с чем.
— Ты знал, да? — выдыхаю я. — Все это время ты знал.
Он кивает.
— На это у меня ушло несколько месяцев, но, в конце концов, я собрал воедино то, что произошло, и откуда вы, мальчики, взялись.
— Почему ничего не сказал нам? — спрашивает Нокс, опережая меня.
— А почему никто из вас мне этого не сказал?
Мы не пытаемся объяснить, никто из нас не уверен, как выразить наш самый глубинный и вечный страх.
— Вы мне не доверяете?
— Дело не в этом, — спешно возражаю я.
— Тогда почему считали, что должны скрывать такое от меня?
Наконец, Джастис говорит за всех нас.
— Мы боялись, что правда изменит твое отношение к нам.
Лицо отца ничего не выражает, из-за чего трудно прочитать его мысли.
— И какой бы была эта правда? Что вы защищались от монстра?
— Откуда ты знаешь, что именно произошло? — спрашивает Нокс. — Откуда знаешь, что монстрами были не мы? Тогда ты нас не знал.
— Вот тут ты ошибаешься, сынок. Я всегда знал, кто вы. — Его слова падают камнем, и мы замираем. — Много лет назад я видел в ваших глазах страх. Боль, борьбу за выживание… Я знал, что вы, мальчики, страдали. Точно так же, как и я. Вот почему сделал все, что мог, чтобы вас защитить.
Мрак ночи наполняет любовь, которую он всегда проявлял к нам.
— Это ты подделал записи, — бормочет Джастис, вскидывая голову от осознания. — Ты стер все наши следы из того приюта, не так ли?
Я оглядываюсь на отца и вижу на его лице ответ еще до того, как он его произносит.
— Да.
— Зачем? — спрашиваю я. — Зачем тебе это?
— Затем, что в ту ночь, когда я нашел вас в своем сарае — замерзших, промокших и напуганных — я понял, что нашел трех мальчиков, которые нуждались во мне так же сильно, как я нуждался в них, и я не собирался никому позволять отнять вас у меня.
Понимание того, скольким отец пожертвовал ради нас, вновь вызывает бурю эмоций.
Он подходит ближе, обнимает Джастиса и Нокса за плечи, образуя между нами небольшой круг.
— Я хочу, чтобы вы услышали меня сейчас. Ничто — и я говорю это серьезно — в вашем прошлом, настоящем или будущем не заставит меня разлюбить вас. Вы меня поняли?
Нокс опускает голову, скрывая сокрушенное выражение, в то время как Джастис, плотно сжав челюсти, отвечает кивком.
Я проглатываю комок эмоций и ухитряюсь обрести дар речи.
— Да, папа. Мы тебя поняли.
Отец притягивает нас ближе, образуя нерушимые объятия.
— Мы поймаем этого сукиного сына, парни. Он заплатит за все, что сделал, и на этот раз мы отправим его в ад навсегда. Обещаю вам.
Пусть обещание дает отец, но сдержать его намерен я.
Монстр умрет от моих рук.
Алиса
По моим щекам льется непрерывный поток слез, мое безнадежное сердце каким-то образом все еще бьется, когда я сижу рядом со стойлом Лилы, поглаживая шею спящей лошади.
Я пришла сюда, нуждаясь в родственной душе, в поисках некоего подобия утешения среди мрака реальности, с которой мне приходится сталкиваться в данный момент.
Я — дочь монстра.
Мерзкого нелюдя, причинившего боль не только мне, но и другим, включая единственного человека, который важен мне больше всего в этом мире. Кто спас меня и обещал защищать. Только для того, чтобы узнать, что он защищал врага.
От этой мысли еще одно рыдание вырывается на свободу. Прижав колени к груди, я плачу из-за потери чего-то, что едва успело начаться. Брэкстен никогда больше не посмотрит на меня, и не мне его винить. Не тогда, когда он пострадал, в этом я не сомневаюсь, от рук человека, чья кровь течет в моих венах. Я видела муку в его глазах, в глазах всех парней. Демоны… страдание и… ненависть.
Такая сильная ненависть.
Позади раздаются шаги, проникающие в мое запутанное сознание. Мне не нужно смотреть, чтобы узнать, кто это. Осознание наполняет каждую клеточку моего тела, вплоть до потерянной, одинокой души. Я испытываю то же самое, как и всегда, когда он рядом. Его присутствие постоянно успокаивало меня, заставляло чувствовать себя в безопасности, но не в этот раз, потому что я знаю, что будет дальше, и хотя не могу винить его за это, но все же не уверена, что мое разбитое сердце способно сейчас расколоться еще сильнее.
Брэкстен встает передо мной на колени, но я опускаю голову на руки. Неспособная смириться с тем, что увижу — жалость и неизбежное прощание.
— Алиса, взгляни на меня.
Несмотря на мягкий тон его приказа, я не делаю ни малейшего движения.
Он не оставляет мне выбора. Разжав мои руки, заставляет посмотреть на него, но то, что я вижу в ответ, совсем не то, чего