– Единственным? – выдыхаю я, а Глеб качает головой и стискивает зубы.
Баба Зоя…
Вот почему мне так много раз звонила мама, вот почему Глеб сейчас такой…
Всхлипываю и зажимаю рот рукой, слезы ручьями льются из глаз и я не могу сделать вздох, меня трясет.
Парень делает паузу лишь на миг и продолжает говорить, захлебываясь словами:
– Когда мне нужна была твоя помощь и поддержка, ты предпочла погулять на свидании с преподом на дорогой тачке!
– Я не… – пытаюсь хоть что-то ответить я и коснуться Глеба, но он отступает назад.
– Конечно, Глеб сделал свою работу, распечатал целку и теперь давать взрослым дядям Злате будет не стыдно! – зло бросает он мне в лицо, но я вижу как его губы дрожат и как ему больно и омерзительно произносить эти слова. Но они бьют куда больнее, нежели он и правда меня ударил. – Пошла ты на хер, Веснушка!
– Глеб! Я ни с кем! Что ты несешь?! – размазывая по щекам непослушные слезы, кричу я.
– Райский твой мне сейчас на тачке приглючился, хочешь сказать?! – не менее громко отвечает Глеб. – Пошли вы все!
Парень наклоняется и берет сумку, кое-как застегивает ее и пытается обойти остолбеневшую от шока меня. Я бездумно, на чистых инстинктах, хватаюсь за руку парня, но удается вцепиться только в рукав. Я пытаюсь удержать Глеба, чтобы не позволить уйти сейчас.
– Глеб! – всхлипываю я. – Куда ты!
Мне бы сейчас все объяснить, но я понимаю, что это бесполезно. Да и не смогу я, пары слов не вяжется, все тело трясет от нахлынувших рыданий. Он видел, как и с кем я приехала – с объектом его лютой ревности. А еще он сегодня внезапно потерял самого дорогого и родного человека в своей жизни.
Почему именно сегодня, Господи?! Как же так?!
– Убери руки, – шипит сквозь зубы парень, но я лишь сильнее стискиваю рукав его куртки. – У меня билет на автобус, мне нужно привезти документы. Убери свои руки от меня! – разделяя каждое слово, произносит он. Даже не смотрит на меня, словно я никто.
– Я с тобой, подожди, – вновь всхлипываю я и приближаюсь к Глебу, чтобы обнять и хоть как-то показать ему, что я вовсе не чужая.
– Ты не со мной! – отрицательно качает головой он и вырывает свою руку из моей хватки.
Парень быстро выходит на лестничную площадку и начинает спускаться по лестнице. Следом за ним выбегает Анубис и пристраивается рядом с Глебом, совершенно игнорируя мой зов.
Бегу за ними и вновь хватаю парня за рукав. Он останавливается, но все так же не смотрит на меня. Я вижу, как ему больно и плохо, я никогда раньше его таким бледным и морально убитым не видела.
– Прошу, подожди меня! – захлебываясь словами и слезами говорю я. – Я люблю тебя, я хочу помочь и быть рядом!
Абсолютно молча и безэмоционально, парень вновь отцепляет мои пальцы от своей куртки и, развернувшись, продолжает спускаться вниз. Мои попытки схватиться за него безуспешны, остановить невозможно.
– Глеб! – кричу я, не зная что делать дальше.
Бежать за ним? Или отпустить и поехать следом?
– Глеб! – эхом разносится мой плаксивый голос по подъезду. Но мне ничуть не стыдно за то, чему свидетелями могли стать наши соседи. – Бис! – зову я пса в отчаянии, но даже тот не поворачивается ко мне.
– Иди домой! – приказывает Анубису Глеб, но, судя по тому что пес не возвращается – меня оставляют одну.
Слышу, как открывается дверь подъезда и громко захлопывается. Мне нужен план действий, мне необходимо придумать, как поступить дальше, а у меня не хватает мужества даже перестать плакать. Возвращаюсь в опустевшую квартиру, где на меня еще сильнее наваливаются убийственные эмоции, и попросту оседаю от бессилия на пороге, давая волю своим слезам.
Сейчас я успокоюсь.
Сейчас.
Позвоню маме и поеду на автовокзал. Куплю билет и поеду в деревню, чтобы помочь. Чтобы быть рядом и поддержать. Несмотря ни на что!
– Злата? – вздрагиваю, услышав за спиной знакомый женский голос. – Что у вас произошло? – испуганно спрашивает Ирина. – Тебе нужна помощь?
Поднимаю на нее с дочерью свой затуманенный слезами взгляд и сначала киваю, а затем отрицательно мотаю головой. Голос не слушается и я даже ответить не могу нормально.
– Мы встретили Глеба, он даже не поздоровался, – говорит Мия.
– Идем, вставай, – Ирина отдает дочери ключи от их квартиры и протягивает мне руку. – Вставай, идем к нам. У меня есть вкусный десерт. Сладкий и очень шоколадно-воздушный. Тебе нужны эндорфины, они лечат боль…
Нет сил спорить и объяснять, как на самом деле работает процесс усвоения сладкого. Позволяю женщине отвести меня к ним в квартиру, предварительно заперев нашу, и усадить на кухне за стол. Передо мной ставят большую стеклянную емкость с чем-то напоминающим “Тирамису”, всучают ложку и успокаивающе поглаживают по спине.
– Ты пьешь зеленый чай в пакетиках? – спрашивает Ирина и я бездумно киваю, размазывая по щекам слезы, громко всхлипывая. – Боже мой… Я не думала, что так все плохо…
Соображаю я очень туго, все мысли разлетелись на мелкие осколки и чтобы найти каждую придется постараться. Мне невыносимо больно, все внутри будто горит, а воздух, превратившийся в раскаленную массу, с каждым новым вздохом делает только хуже. Сжимаю в руке ложку, которую мне дала мама Мии, изо всех сил сжимаю и тихо скулю. Зажмуриваюсь и пытаюсь остановить поток слез, но этот водопад никак не иссякает.
– Тут еще конфеты вкусные есть, – тихо произносит Мия и выстраивает на столе, рядом с емкостью тирамису, в одну линию пять прямоугольных конфет. – Ну, ты чего, все люди ругаются и расстаются…
– Мия! – шипит на дочь Ирина и девушка замолкает.
А вот меня пробивает новый фонтан рыданий и горечи. Кладу ложку на стол и закрываю лицо руками, меня всю трясет и я даже на миг не могу успокоиться и отдышаться.
– Держи, эй, держи и пей! – женщина убирает мои руки и подносит к губам стакан с водой. – У тебя истерика. В стакане валерьянка и это немного поможет успокоить твою нервную систему, слышишь?
Слышу, понимаю и даже пытаюсь выпить предложенную жидкость не подавившись и не захлебнувшись. Пару раз закашливаюсь, но все же допиваю до конца.
– Отведи ее умыться холодной водой и, ради Бога, молчи! – просит Мию мать.
Кое-как, почти на автопилоте, я иду с Мией под руку в ванную, включаю прохладную воду и умываюсь. В груди все так же жжет и сердце болезненно сжимается, но постепенно я начинаю успокаиваться. Вероятно, что это заслуга настойки, которую мне дала Ирина, ну, или моя нервная система окончательно разбилась в прах.
– Чай на столе, давай, ешь, – говорит Ирина, когда мы возвращаемся на кухню.
Шмыгаю носом, пытаюсь сделать ровный, а не судорожный вдох, и беру ложку дрожащими руками. Случайно сдвигаю одну из конфет пальцем, а Мия ее почти сразу же возвращает “в строй”, как-то странно при этом скривив губы. Зачерпываю десерт ложкой и отправляю в рот: сладко-сливочный вкус растекается на языке, оставляя приятный горький привкус какао. Какое-то время я молчу и мои соседки тоже, но Мия не выдерживает первой:
– А что у вас случилось?
Поворачиваюсь к ней лицом и чувствую, как снова начинают дрожать мои губы. Но я хочу поделиться с кем-то, потому что везти всю эту боль на своем горбу просто невыносимо!
– Глеб утром уехал в деревню к бабушке, а я поехала с братом узнавать насчет помощи приюту, в котором мы работаем, – не узнаю свой хриплый и дрожащий голос, но продолжаю говорить. – Там я неожиданно узнала, что наш молодой преподаватель биофизики и микробиологии на самом деле знал моего отца. Мой папа был его крестным. Ничего такого, мы просто поехала втроем в ресторан, болтали и… – всхлип вырывается из моей груди и я спешу заесть это болезненное чувство тирамису. Смаргиваю слезы и заставляю себя продолжить рассказ, хоть мой голос и звучит жалко. – Мне звонила мама, я решила что перезвоню ей позже и отключила звук на телефоне. А когда меня до дома подвез этот преподаватель, я увидела что там много сообщений и пропущенных вызовов от мамы и Глеба. Когда я поднялась в квартиру, он уже собирал вещи. Оказалось, что умерла его бабушка и я была нужна ему, но не ответила. Он видела с кем я приехала и… Но я не слышала и даже не думала, что такое может случиться именно сегодня! Я должна перезвонить и поехать в деревню за Глебом!
