– Нет, ты что, дурак? Ты же рискуешь своим будущим.
– Да брось! – Он отмахнулся от нее с беззаботностью человека, у которого никогда не было никаких проблем. Потянулся, зевнул и положил руку на Женину грудь.
– И что ты собираешься делать?
– Что делать? Ну, взять тебя еще раз, раз уж этот лифт не открывается, – улыбнулся Ванька. – Как ты относишься к такому моему предложению?
– Я не об этом! – возмутилась Женька, хотя в глубине души и не имела ничего против.
Лифт открылся только тогда, когда Ванька был довольно близок к воплощению своей первоначальной угрозы в жизнь. Все это напоминало какое-то буйное помешательство, и иногда казалось, что двери уже никогда не откроются, можно уже начинать обживаться и вить гнездо прямо тут, на грязном полу, на рыжем свитере. Но этого, конечно, не случилось. Кто-то все же вызвал рабочих из диспетчерской, и те пришли спасать утопающих в неожиданных ласках. Грубые мужчины в оранжевых жилетах сначала долго гремели какими-то железяками и матерились, а потом вытянули лифт на седьмой этаж и раскрыли двери вручную, металлическим ломиком.
– Давно сидите? – спросили они, с сочувствием глядя на измотанную парочку.
– Ага, – кивнул Ванька, помогая Женьке подняться.
– А у нас все шахты обесточились. Безобразие. Будем выяснять! – заверили рабочие, уходя в сторону чердака.
Так мир вернулся на свое место, и все вокруг было таким поразительно прежним, вот только смотреть в глаза насмешливому, довольному жизнью Ваньке было решительно невозможно.
– Ну, ты как? – спросил он, стряхивая с Женькиных волос какую-то бумажку.
– Не знаю. Не имею ни малейшего понятия, – ответила она. – Что это было?
– Ну… может быть, любовь? – предположил Ванька таким глумливым тоном, что Женька тут же расхохоталась и замотала головой.
– Да уж, любовь. Скажешь тоже! – Остановившись на лестничной клетке перед квартирой Анны, они смотрели друг на друга с изумлением, с которым могли бы пялиться друг на друга представители разных цивилизаций. – Лучше уж нам подумать, как сделать так, чтобы никто не догадался об… об этом. А то у твоей сестры будет инфаркт. Ничего более странного я и представить себе не могла. Я, верно, свихнулась.
– А разве ты когда-то была нормальной? – подыграл ей Ванька, направляясь к лестнице. – И потом, ты просто бросилась на меня от отчаяния. Слишком уж ты одинока.
– Что? Это кто на кого бросился! – возмутилась Женька. – Я даже не хотела этого.
– Ага, я видел, как ты не хотела. Всю дорогу не хотела, прям как кошка, – ухмыльнулся Ванька.
– Ничего я не хотела! – бросила Женька. – Ты просто меня не знаешь. У меня… у меня бывает. Я делаю то, о чем потом жалею.
– Жалеешь? Нет, не стоит жалеть, – буркнул он. – В таком случае мы можем просто обо всем забыть. И все! – Ванька пожал плечами и потопал вниз, не оглядываясь.
– А ты что, к Ане не пойдешь? – удивилась Женька.
– Я не в настроении, – буркнул Ванька и перепрыгнул сразу через несколько ступенек.
Женька постояла, а потом пошла за ним. Забыть обо всем? А что – не такая уж плохая идея.
* * *
Олеся собиралась прийти пораньше и помочь Анне с пирогами. Не то чтобы она считала, что Анна не справится с пирогами сама. Или что она, Олеся, и в самом деле способна быть хоть сколько-нибудь полезна в этом вопросе. По большому счету, она не имела и минимальных навыков в замешивании теста и вылепливания пирожков. А уж если она принималась мыть посуду, то часть ее обязательно оказывалась разбитой. Но к Анне должен был приехать Олег – бывший коллега ее покойного мужа, в честь которого, собственно, и затевались пироги.
– Ого, пироги? Это так серьезно? – пошутила Олеся, и ее интерес к предстоящей пятнице возрос десятикратно. Она решила выйти часиков в пять, чтобы по дороге заехать в косметический магазин – купить новый маскировочный карандаш. Есть везунчики, чья кожа нормально переносит театральный грим, но Олесина кожа после каждого применения этого «толстого слоя шоколада» выдавала непредсказуемую, каждый раз разную и каждый раз неприятную реакцию.
В общем, Олеся честно хотела прийти к Анне, как и обещала. Она даже захватила с собой коричневый фартук с изображением Микки-Мауса, который остался у нее после ее участия в каком-то кулинарном шоу. Вся массовка появлялась и исчезала со сцены в таких вот фартуках, которые потом разрешили забрать себе. Олеся подумала, как же много уже на ее счету всяких бессмысленных копеечных шоу, разных безобразных утренников и рекламных акций. Звездная жизнь, которая когда-то мерещилась ей за каждым изгибом длинной, как змея, электрички, оказалась такой тусклой…
– Ты опять уходишь к Анне? – спросил Померанцев, бесшумно возникая в дверном проеме.
Он стоял в бежевых шортах, без майки, загорелый, небрежно прислонившись к стене, и улыбался.
– Не хочу тебе мешать, – пробормотала она, не отрывая глаз от его смеющегося лица. Она смотрела на него, точно кролик на удава.
– Останься. Я уже не хочу ничего писать. Я устал, – пробормотал Померанцев так, что сердце Олеси ухнуло куда-то вниз, а горячая волна пробежалась в обратном направлении, обожгла лицо, затруднила дыхание.
– Ты правда хочешь, чтобы я осталась? – прошептала она, чертыхаясь про себя.
Померанцев всегда наслаждался тем, что расстраивал все ее планы. Он хотел, чтобы она рассорилась с подругами, рассталась с продюсерами и послала подальше знакомых режиссеров. Он любил, когда она сидела дома одна, разбитая и несчастная. Когда она смотрела только на него все двадцать четыре часа в сутки. Однако, если ему удавалось этого добиться, он тут же начинал тяготиться ее присутствием и отталкивать ее от себя.
– Сделай мне массаж, у меня спина болит. – Он с улыбкой повис на турникете в коридорчике, потом спрыгнул и протянул Олесе руку. Она медлила, что тут же взбесило его, конечно же. – Неужели твои подруги для тебя важнее нас? – нахмурился Максим.
– Я обещала помочь.
– Иногда мне кажется, что я зря вернулся, – пробормотал он. – Ты слишком изменилась, тебя уже не привести в норму.
– Меня не надо приводить в норму, со мной все в порядке. – Олеся покачала головой. Удав подползал и собирался заглотить добычу.
– Ты думаешь? Ты всерьез считаешь, что та жизнь, которой ты живешь, – это «все в порядке»? Не смеши меня.
– Я не смешу тебя. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я все бросила? А потом ты сам меня бросишь? – возмутилась Олеся.
Максим нахмурился и ушел в гостиную, давая понять, что разговор окончен. Все разговоры с ним были, как и этот, бессмысленными и обрывочными, неясными и изматывающими.
– Куда ты уходишь? – крикнула Олеся и, конечно же, побежала за ним.
