Мистер Бин письменно сообщил, что подготовил бумаги и отправил поверенному моего мужа. Оставалось ждать реакции герцога. Он будет зол, это ясно. Захочет он разойтись полюбовно или будет требовать денег? Наши короткие прошлые встречи никогда не обходились без ссор. Я не понимала его, он не понимал меня. Упрекал в легкомыслии и мотовстве, грозился оставить без пенни денег. Я огрызалась, что никто его за руку под венец со мной не тащил и с паршивой овцы хоть шерсти клочок.
Герцог приехал неожиданно. Я возвратилась поздно вечером и с удивлением обнаружила ярко освещенный первый этаж. Даже запах в гостиной изменился, стал тяжелым и тревожным. Максимилиан, открыв дверь, поклонился и пророкотал низким басом: «Ваша светлость, его светлость герцог ожидает вас в кабинете».
– Спасибо, Макс, – поблагодарила дворецкого, отдавая шубу, – не будем заставлять его светлость ждать.
Герцог сидел за большим дубовым столом и пил чай. Выглядел мой муж ужасно. Мы не виделись почти год, и за это время из обычного сварливого старика он превратился в изможденный скелет. Полнота испарилась, тонкие руки, больше похожие на птичьи лапки, тряслись, не в силах удержать чашку с чаем. Неестественно бледная кожа обтягивала почти лысый череп. «А ведь он действительно болен», – с жалостью подумала я, разглядывая мужа.
Слезящиеся мутные глаза уставились на меня с обычным для герцога презрением.
– Не могли подождать моей смерти? – злобно прокаркал он, как только я вошла.
– Не могла, – ровно ответила я, садясь в кресло напротив. И мысленно вздохнула: «Ничего не изменилось. Все такой же мерзкий, заносчивый и сварливый».
– Я не соглашусь на аннулирование брака, – еще один злобный выпад, – я потребую от вашего нынешнего любовника выступить ответчиком. Я разорю его! Вы окажетесь на улице!
Герцог был в ярости. Страх перед разоблачением, боязнь оказаться опозоренным, опасение того, что все в Англии узнают о его бесплодии, превратили его в несчастного жалкого безумца. Каким бы герцог ни был тщеславным, но дураком он не был никогда. Я предполагала, что муж провел свое собственное расследование и убедился, что внебрачные дети не его.
– Я потребую на суде все сто тысяч фунтов, которые заплатил вашему отцу за порченый товар, – прошамкал герцог.
– У отца и потребуете, – холодно ответила я, – когда с ним встретитесь. Вам недолго осталось ждать встречи.
Герцог затрясся от возмущения:
– Вы… Вы…
Вдруг он захрипел и схватился за костыль, тот трясся, резко и громко стуча о край стола. Муж попытался встать, но не смог. Сердце кольнула непрошеная жалость. Может, действительно стоит подождать? Ему немного осталось. Я поднялась и позвала камердинера.
– Отведите его светлость в спальню, Трам, – велела ему, – и приготовьте успокоительный чай, хозяину нужно отдохнуть.
А сама пошла наверх, в свои апартаменты. Разговоры с герцогом давно уже перестали меня волновать. Много лет назад я освободилась от какого-либо влияния на мое настроение с его стороны и научилась не реагировать на попытки воспитывать меня. Он для меня пустое место. Был и остается. Боялась ли я его угроз? Совру, если скажу, что не боялась. Я привыкла к большим деньгам и красивым нарядам. А если любовь Роберта мне только почудилась? А если общество отвернется от меня? А если я останусь нищей? Разные недостойные мысли лезли в голову, тревожа и не давая спать. В конце концов, я решила: будь что будет. Трудно менять свою жизнь, трудно избавляться от прочно въевшихся привычек. Но ведь именно этого я хотела? Начать полностью с нуля?
Утром я проснулась поздно. Не хотелось испытания совместным завтраком и еще одного раунда переговоров. Но боялась напрасно: герцог уехал на рассвете. Мэри шепнула, что он очень плохо выглядел, и в карету его несли практически на руках. Зачем тогда было приезжать?
* * *
А через несколько дней, рассматривая в бинокль публику во время антракта и ожидая пирожные, за которыми пошел Стефан, я наткнулась взглядом на Роберта, сидящего в ложе на верхнем ярусе. Ложа принадлежала семье банкира сэра Кимберли. Странно, я не заметила в прошлом между ними особенной дружбы. Но сердце тут же охватило ликование: он приехал в Лондон, значит скоро мы поговорим!
Стефан вошел в ложу вместе с официантом. Тот расставил на столике вазочки, чайник с чашками и удалился, прикрыв за собой дверь, а я все не могла прийти в себя. Может, стоит подойти к нему во время следующего антракта? Нет, это будет совсем уж навязчиво и глупо. Подожду ближайшего бала или приема.
На этой неделе большой прием давали все те же леди и сэр Кимберли. Если я предполагала, что после произошедшего в беседке меня перестанут приглашать, я ошибалась. Пригласительная карточка от семьи банкира ожидала в гостиной.
– Лили, – обратилась я к подруге, повстречав ее на прогулке в парке, – пойдем со мной на бал к Кимберли. Оставь свои высокомерные замашки и опустись на грешную землю. Я очень тебя прошу!
– Софи, – фыркнула Лилия, придерживая свою кобылу, – с чего вдруг такая необходимость? Тебе мало Стефана?
– Я решила идти без Стефана, – произнесла я серьезно. – Я собираюсь поговорить с Робертом, и мне нужна твоя поддержка.
– Ну, если ты хочешь, – улыбнулась подруга, – конечно, я пойду. Надо же посмотреть, что из этого выйдет.
* * *
Зимой делать в Лондоне было нечего. Многие аристократы уезжали из сырого промозглого города туда, где тепло и солнечно. Некоторые пили, запершись в своих особняках, или проводили время в клубах. А многие убивали время, посещая театры и балы.
В этот вечер в доме семейства Кимберли было полно народу. Первые морозы согнали высший свет в теплый гостеприимный дом, где можно было выпить горячего грога, поиграть в карты, потанцевать и просто посплетничать.
Мы с Лилией прохаживались, кивая знакомым и обмениваясь незначительными фразами о погоде, о новом фильме Жоржа Мельеса или о театральной постановке «Двенадцатой ночи», которая наделала много шума в столице.
– Интересно, – со смешком склонилась я к Лилии, – если они узнают, что я подала на развод и скоро титул герцогини перестанет украшать мое имя, как они себя поведут?
– Боюсь даже представить, – прыснула Лилия, – но знаю точно, тебе перестанут спускать шокирующие выходки.
– А я и не собираюсь больше никого шокировать, – улыбнулась подруге. – Я стану такой примерной, Лили. Безупречной и нравственной. До приторности. Тебе со мной станет скучно.
Лилия скептически посмотрела на меня и скривилась.
– Не вздумай! – пригрозила шутливо. – Жизнь станет однообразной. Тебе быстро надоест быть скромницей.
– Нет, Лили, – ответила я тихо, – не надоест. Я хочу скучной и спокойной жизни. Больше всего на свете.
