Тамара застыла на месте. Да, такого унижения она еще никогда не испытывала. Мало того, что Кирилл настаивал на разводе, так он, подлец, еще смеет утверждать, что в постели она недостаточно аппетитна! Раньше ему, видите ли, это больше нравилось! Теперь, мол, разучилась удовольствие мужику доставлять! А что значит этот хамский шаг назад, когда она уже практически приступила к исполнению своего фирменного номера?! Ах ты гад, сволочь, мерзавец! Развода захотелось?! Развод ты, миленький, не получишь ровно до тех пор, пока она сама этого не пожелает! Вернее, нет. Тамара-то как раз хочет развода не менее Кирилла, но не оставит его в покое ровно до тех пор, пока над семейством Зельдовых не разойдутся тучи! Она, как-никак, благодарная дочь! И ради семьи она на все готова! И ради себя! Папенька ведь нынче скатился до того, что продал ее любимую машиночку, ее любимого Мерсика! Она, мол, нынче дама замужняя, а стало быть, о ней не папа должен заботиться, а любящий муж. Вот он пусть и покупает ей машины. Как же, дождешься от него, от этого мужлана! В лучшем случае какой-нибудь Опелёк занюханный купит, в худшем — Тойоту самую дешевую, практически разовую, а то еще и подержанную — с него станется. Сам ведь на Тойоте ездит, как последняя дешевка! Гад, гад какой! А без него-то и этого не будет! Эх, папа-папа! Как же жестоко ты ошибся! Как прокололся! Зачем настаивал на кандидатуре Андрианова?! Мало ухажеров было? Ведь были же и другие, были! Правда, замуж никто не звал, никто не предлагал ни руку, ни сердце. Но ведь и Андрианов не предлагал! Тогда чем он лучше остальных?! Прокололся, папочка! Надо было другого подталкивать к женитьбе, кого угодно, только не Андрианова! Только не этого скрягу, не эту эгоистичную сволочь! Ну ничего, миленький, ты еще попляшешь! Еще никто не позволял себе так разговаривать с Тамарой Зельдовой! Унизил? Заплатить придется за унижение. Дорого, очень дорого придется заплатить, Тамара Зельдова не из дешевых!
— Развод, говоришь? — прищурилась Тамара. — Что ж, раз ты так настаиваешь — будет тебе развод. Хотя видит Бог — я этого не хочу. Я — верная жена, покорная, послушная, исполнительная. Ты мне не позволил нанять домработницу — что ж, жаль, конечно, но худо-бедно справляюсь сама…
— Вот именно, худо, — перебил ее Кирилл. — До сих пор грязные трусы по всей квартире валяются. Я уж молчу о рваных колготках и носках.
Тамара проигноривала его выпад и продолжила, как ни в чем ни бывало:
— Я порядочная жена: вышла за тебя замуж — тебя и люблю. Хоть ты все реже даешь мне для этого основания. За что тебя любить, за что? Скажи? За то, что даже на звонки мои не отвечаешь, вечно вне зоны досягаемости болтаешься или временно не доступен! Когда, когда ты будешь доступен, Кирюничка?!! И еще смеешь меня в чем-то упрекать?! Может, нам с тобой и правда не о чем особо разговаривать — так извини, мне трудно разговаривать одной! Это уже напоминает первый признак сумасшествия: тихо сам с собою. А ты пробовал со мной поговорить?! Может, моя душа исстрадалась вся, изнылась без общения с тобой! А ты меня же в этом и упрекаешь?! Видите ли, кроме секса у нас с тобой ничего общего? Даже если так, дорогой, должна тебе сообщить: зато секс у нас не просто замечательный, не только восхитительный, но еще и продуктивный! Даже репродуктивный! Да, дорогой мой! Да! Хочешь развода? Получишь! Да только развестись со мной ты сможешь не ранее, чем нашему ребенку исполнится год! Нравится тебе это или нет, но это так! Таков закон. А насколько я знаю, ты у нас законы уважаешь. Вот и меня уважай, будь любезен. Хотя бы за то, что я твоя жена. За то, что ребенка твоего ношу. Нашего с тобой ребенка!
Кирилл побледнел: этого еще не хватало! Это что, шутка юмора?! Это у нее такое средство самозащиты?!
— Ты что несешь? — гневно прошептал он. Кричать почему-то не получалось. — Ты о чем говоришь? Ты сама соображаешь?
Тамара подбоченилась, как торговка морковкой на местном рынке:
— Соображаю, соображаю! Очень хорошо соображаю, любимый! А ты думал, все эти кувыркания в постели так просто? Сунул-высунул-уснул?! Хренушки, сокровище мое ненаглядное! Я сказала — люблю, значит люблю! Сказала — мой, значит будешь моим до тех пор, пока я не передумаю. Попробуй-ка брось меня беременную! Закон на моей стороне, в нашей стране беременная женщина под охраной государства! И никаких разводов, я сказала!
Тамара развернулась и словно солдат на плацу, чеканя шаг, отправилась в спальню, демонстративно прямо на ходу сбрасывая с себя пеньюар.
Кирилл последовал за нею, привычно не реагируя на ее наготу.
— И с каких это пор ты заделалась беременной? Если мне не изменяет память, с утра была нормальная.
— Много ты знаешь, — съязвила Тамара. — Много разбираешься в беременностях! Уже шесть недель, между прочим!
— Почему раньше не говорила? — Кириллу до потери сознания не хотелось верить в происходящее. Нет, этого не может быть, она все придумала, это неправда!
— А ты спрашивал? Когда ты мною последний раз интересовался? Когда хоть слово сказал? Что ты, как можно?! О чем с женой разговаривать?! Конечно, миленький, если жену только молча трахать, беременность всегда возникает неожиданно! Но ведь ты же не будешь утверждать, что ни разу за последние шесть недель ко мне не прикоснулся? Только в глаза мне смотри, в глаза: прикасался или нет?!
Кирилл не ответил. А что отвечать? Вопрос-то был риторический. Да и вообще общаться с Тамарой было неприятно даже и без скандала, теперь же и вовсе был противен даже звук ее голоса.
Прикасался, не прикасался… Естественно прикасался! Кто ж спорит?! Вопрос только — зачем?! Можно подумать, очень хотелось! Когда хотелось — он шел к Светлане. Потому что хотеть последнее время мог только ее. Не просто хотеть — желать душою и телом. Нет, скорее, только телом. Нет, все правильно — душой и телом, да, определенно: и телом, и душой. А Тамаре просто не мог отказать — как же, жена, вроде как обязан. К тому же что ему еще оставалось делать, когда… Как в песне, как у Нани Брегвадзе: "Если женщина просит"?! Мужик он в конце концов или слякоть? Должен же был он ей доказать?! Вот и доказал. А теперь вот…
А теперь наука будет на всю оставшуюся жизнь: никому ничего не должен, если сам не хочешь, никогда никому ничего не доказывай. А значит, можно позволять себе быть только с той, которую желаешь. То есть со Светой. А вот жить по-прежнему будет вынужден с Тамарой под одной крышей. Со Светланой-то он и не планировал жить, к ней хотел приходить, как и прежде, когда вздумается. Вот и будет приходить. А Тамару терпеть придется, никуда теперь не денешься. Хоть и воротит с души, глядя на нее, а беременную женщину действительно жестоко выгонять из дома. И даже не выгонять, а просто оставлять одну. Придется терпеть…
