Мне хотелось вырваться со стоянки жилых прицепов. Мне хотелось этого даже в большей степени из-за сестры, чем из-за себя. Однако это оборвало бы последнюю связь с мамой. И с Харди.
Мамино отсутствие чувствовалось тогда, когда хотелось поделиться чем-то, что случилось со мной или с Каррингтон. Уже спустя много времени после того, как ее не стало, бывали минуты, когда ребенок, который еще жил во мне, жаждал утешения и тосковал по ней. Но со временем горе изживалось, мама ускользала куда-то все дальше и дальше. И я уже не могла вспомнить звук ее голоса, форму ее передних зубов, цвет кожи. Я тщетно силилась удержать в памяти ее черты, как воду, которая просачивается сквозь пальцы в сложенных чашечкой ладонях.
Без Харди мне было также плохо, хоть и по-другому. Если вдруг какой-нибудь мужчина смотрел на меня с интересом, разговаривал со мной, улыбался, я ловила себя на том, что безрезультатно выискиваю в нем общие черты с Харди. Я не знала, как перестать думать о нем. Надежды у меня не было: я понимала, что никогда больше его не увижу. Но несмотря на это, я тем не менее продолжала каждого мужчину сравнивать с ним и раз за разом убеждаться, что это все не то. Я изводила себя своей любовью, как черный дрозд, воююший со своим отражением в зеркальном стекле.
Почему так устроена жизнь: одни счастливы в любви, а у других только страдания? Почти все мои школьные подруги повыходили замуж. Люси была помолвлена со своим бойфрендом, Мэттом, и заявляла, что не испытывает ровно никаких сомнений. «Как было бы чудесно, – думала я, – иметь рядом кого-то, на кого можно опереться». Стыдно признаться, но я фантазировала, что вот ко мне вернется Харди и скажет, что совершил ошибку, оставив меня, и что все у нас как-нибудь образуется, потому что нет ничего такого, из-за чего стоило бы жить вдали друг от друга.
Если один из вариантов моего будущего – одиночество, то каков тогда другой? Удовлетвориться посредственностью и попытаться жить счастливо с ней? Но насколько справедливо это будет по отношению к человеку, с которым ты согласилась жить? Должен найтись какой-то мужчина, который сумел бы помочь мне забыть Харди. Я должна найти такого человека не только ради себя, но и ради младшей сестры. Каррингтон в жизни не хватало мужской руки. До настоящего времени у нее были только мама, мисс Марва и я. Я не психолог, но знала, что отец или человек, исполняющий роль отца, оказывает большое влияние на воспитание ребенка. Неизвестно, что стало бы со мной, доведись мне прожить со своим отцом подольше.
Правда заключалась в том, что в мужском обществе я чувствовала себя неуютно. Мужчины представлялись мне некими чужеродными существами, с их тяжелыми рукопожатиями, пристрастием к красным спортивным машинам и механизмам, а также с их притворной неспособностью повесить новый рулон туалетной бумаги, если старый закончился. Я завидовала девчонкам, которые понимали мужчин и чувствовали себя рядом с ними непринужденно.
Я поняла, что не найду мужчину, пока не буду готова подвергнуть себя риску быть отвергнутой, обманутой и остаться с разбитым сердцем, чего не избежать, когда человек тебе небезразличен. Когда-нибудь, дала я себе слово, я буду готова к такому риску.
Для миссис Васкес, по ее признанию, мой успех (и теорию, и практику я сдала почти на отлично) не стал неожиданностью. Просияв, она сжала мое лицо своими крепкими узкими ладонями, словно я была ее любимой дочерью.
– Мои поздравления, Либерти. Вы очень прилежно трудились. Можете гордиться собой.
– Спасибо. – У меня дух захватило от восторга. Успешная сдача экзаменов чрезвычайно укрепила мою уверенность в себе. Теперь мне казалось, я все могу. Как говаривала мама Люси, сумеешь смастерить одну корзину – смастеришь и сотню.
Директор академии жестом пригласила меня сесть.
– Какие у вас планы? Хотите устроиться куда-нибудь на стажировку или, может, арендовать место?
Арендовать место было все равно что открыть собственный бизнес: сняв какой-нибудь угол в салоне красоты, надо каждый месяц за него платить. Перспектива негарантированного дохода меня нисколько не прельщала.
– Я склоняюсь к мысли о стажировке, – ответила я. – Мне стабильный заработок предпочтительнее... нам с младшей сестрой...
– Конечно-конечно, – остановила меня она, прежде чем я пустилась в объяснения. – Думаю, молодая женщина с вашими умениями и внешними данными сможет получить хорошее место в элитном салоне.
Непривычная к похвалам, я улыбнулась и неловко пожала плечами.
– А что, внешность в этом деле играет какую-то роль?
– У большинства салонов высшей категории есть определенный имидж, который они поддерживают. Если окажется, что вы соответствуете их критериям, вам повезло. – Под ее задумчивым пристальным взглядом я смущенно вытянулась на стуле в струнку. Благодаря тому, что студенты-косметологи постоянно практиковались, используя в качестве модели друг друга, у меня были отличный маникюр и педикюр, ухоженная кожа и прекрасный цвет волос. Никогда еще я не выглядела так безупречно. Мои темные волосы были искусно колорированы карамельными и медовыми оттенками, а кожа после, наверное, тысячи процедур по уходу за лицом буквально сияла чистотой, так что даже не было необходимости пользоваться тональным кремом. Я походила на одну из экзотических подружек Барби, свежую и блестящую в прозрачной пластмассовой упаковке с огненно-розовой этикеткой.
– Есть один суперэксклюзивный салон в районе торгового центра «Галерея», – продолжала миссис Васкес. – Салон «Уан»... Вы слышали о таком когда-нибудь? Да? Так вот я хорошо знакома с его менеджером. Если вас это интересует, я могу порекомендовать вас ей.
– Правда? – Я не решалась поверить в удачу. – О, миссис Васкес, не знаю, как вас и благодарить.
– Только у них очень специфические требования, – предупредила она. – Существует вероятность не пройти первое собеседование. Но... – Она сделала паузу и с любопытством посмотрела на меня. – Что-то мне подсказывает, что у вас все получится, Либерти.
Хьюстон на карте штата напоминает падшую женщину, раскинувшую на постели свои длинные ноги после ночи греха. Большие проблемы и большие удовольствия – в этом весь Хьюстон. В штате, население которого славится своим дружелюбием, хьюстонцы – самые симпатичные из всех до тех пор, пока вы не касаетесь их частной собственности. К частной собственности, то есть земле, они относятся очень трепетно.
Будучи единственным большим городом в Америке, не имеющим сколько-нибудь нормального кодекса застройки, Хьюстон являет собой пример непрерывного эксперимента по влиянию на обустройство города никому не подконтрольных рыночных сил. Тут вы увидите стриптиз-клубы и секс-шопы, невинно притулившиеся возле благопристойных офисных зданий; многоквартирные дома, мелких ремесленников в будках и так называемые дома-дробовики – узкие вытянутые жилища в один этаж с расположенными одна за другой комнатами, – соседствующие с бетонными площадями, усеянными зеркальными небоскребами. И все это потому, что хьюстонцы всегда предпочитали иметь землю в реальной собственности, то есть распоряжаться ею по своему усмотрению, не доверяя правительству решать за них, как и что обустраивать. И пусть в результате то тут, то там, подобно мескитовым деревьям, буйно разрастается разный нежелательный бизнес – они с радостью готовы платить за свою свободу.
