Она не знала, что будет делать дальше. Осознавала, что счёт уже идет не на месяцы, и даже не на недели – на дни. Но вот что дальше – не знала.
Самым простым выходом – вскрыть вены, или намылить веревку – она не сможет воспользоваться. Не потому, что стала вдруг религиозной – нет. Просто побоится. Побоится того, что её душа пройдет мимо Сашиной. Пройдет и не узнает.
Простая учительница в школе. Верная жена, которую бросил любимый муж. Хорошая мать, чей ребенок умер под колесами напившегося урода. Женщина, которая на протяжении нескольких лет носила этому уроду передачи и поддерживала его письмами. Женщина, которая жила в каморке при интернате для умственно отсталых людей и мыла там полы. Человек, который всю свою зарплату раздавал одиноким пенсионерам. Человек, который вечерами выслушивал рассказы этих пенсионеров про лучшие времена. Человек, который помогал всем, кто встречался на пути. Человек, который любил всех вокруг – начиная от новорожденного ребенка и заканчивая преступниками и убийцами. Человек, в котором была бездна любви и веры.
Почему она?
Ну почему?
Сколько всего хорошего она принесла в наш мир… Да – пускай это хорошее растворилось в трясине боли и ненависти. Но ведь след остался. Прямой след. Светлый. Чистый.
Сколько людей смеялись над ней? Говорили – «юродивая», «идиотка»? А сколько людей просыпались от спячки, открывали глаза и вдруг понимали – вот оно, настоящее, чистое, светлое? Что перевешивает? Кто может измерить добро и зло? И какая мера сможет определить это?
Ответ пришел сам собой. Только та, что у тебя в сердце.
И тогда Лёка поднялась на ноги. Вытерла непрошенные слёзы и побежала в сторону больницы. Её сердце колотилось где-то между горлом и грудной клеткой, а в голове уже собрались воедино слова, которые она скажет.
Снова ступеньки. Ноги отказывают, легкие горят огнем – но что это по сравнению с тем, от чего нет спасения? Что это за мелочи по сравнению со смертью?
– Сашка… – Лена забежала в палату и остановилась, ошеломленная. Пустая кровать. Матрас, свернутый и лежащий у спинки. Железные пружины. Плотные – ведь кровать же новая.
А почему солнце светит так ярко? Зачем убрали с окна покрывало, которое несколько дней назад Лена так старательно пристраивала к раме? И почему так пахнет хлоркой? Да что такое? Что здесь происходит?
Она умерла.
Эти два слова ворвались в голову и заметались по кругу, сметая всё на своём пути. Расширились зрачки, и в них – именно в них – заколотилось сердце.
Почему всё краснеет? Почему всё поднимается вверх? Я не хочу! Я боюсь! Сашка!
Уберите от меня руки! Какого черта вам всем надо?
Если есть на свете хоть что-то святое – верните! Верните хотя бы на несколько минут! Я должна сказать! Я смирюсь, я уйду в монастырь, я умру вместе с ней – только верните!
Дайте мне шанс! Прошу вас! Пожалуйста!
Она умерла.
Нет. Нет выхода. Нет сил. Нет жизни. Острая игла впивается в вену. Голова мотается туда-сюда на шее, да хоть бы она оторвалась к чертовой матери!
Сашка! Я больше не спрашиваю, почему именно ты! Я понимаю! Я приняла! Я хочу только попрощаться!
Я хочу всего лишь сказать, что я люблю тебя! Я буду тебя ждать. Ждать столько, сколько понадобится. И я объясню всем этим людям, где истина! Они увидят, поймут, слышишь?
Я сделаю то, чего не смогла сделать ты. Я изменю этот мир! Я покажу им правду! И к черту истину, к черту ложки, я объясню так, что они поверят!
Сашка!…
Я люблю тебя, Сашка.
Люблю.
Сашка…
