— Мистер Голливуд поднимет ей настроение. О Боже. Не думаешь, что он выбрал имя Холли из-за созвучия со словом «Голливуд»? Потому что это было бы убого.
— Давай просто зайдем в «Morton's» на пару минут и уйдем, ладно?
— Трейс, я не хочу смотреть, как моя мама флиртует с этим засранцем.
Трейси молчит — наверно, ее удивило, что я выругалась. Ругательства — не самые мои любимые речевые обороты. Папа вбил нам в головы представление о том, что всегда можно найти более подходящие и выразительные слова, чем ругательства — но я должна признать, что иногда ругательства неплохо звучат. А если употребляешь их с толком, это по-настоящему привлекает внимание.
После паузы Трейси с раздражающим спокойствием, которому она, похоже, научилась в этом году, заявляет:
— Твоя мама не флиртует. Это Дирк Тейлор флиртует.
— Для этого нужны двое, — ворчу я.
— Знаешь что, Рози? Ты ведешь себя как эгоистка.
Трейси с тем же успехом могла бы меня ударить.
— Я веду себя как эгоистка? Мой папа погиб полтора года назад! Это всего восемнадцать месяцев! А она уже... она уже...
Я не заканчиваю это предложение, чтобы не расплакаться.
Обычно, когда у меня включается неразумный режим из-за мамы — или слезливый режим из–за отца — Трейси готова мне помочь, мила и точно знает, что сказать.
Но не в этот раз.
— Она уже что, Роуз? Общается с парнем? Позволяет ему поднять то, что уронила? Идет есть десерт с ним и толпой других людей?
— Фотографируется с его рукой на талии напоказ всему миру! — резко отвечаю я.
Я хватаю iPod, подключенный к аудиосистеме машины, и начинаю пролистывать песни.
Уиллоу... «Sugarland»... «Neon Trees»...
Иногда меня сводит с ума музыкальный вкус Трейси.
Ke$ha... Энрике Иглесиас...
Эминем и Рианна. Идеально.
Ничто не сравнится с Эминемом, когда тебя все бесит. Его ярость проникает через колонки и проникает в самое нутро. Ты практически ощущаешь ее на вкус. Он всегда звучит так, будто через полсекунды кого–то изобьет. Мне это нравится.
Вот таким исполнителем я хочу стать, а не какой–то дурацкой девочкой из хора в мюзикле, которая поет гармонии из «ла-ла-ла».
Интересно: может ли девушка петь в таком стиле, как Эминем читает рэп?
Я врубаю музыку на такую громкость, что у меня чуть не идет кровь из ушей. Трейси, используя кнопки на руле, делает потише, но все равно оставляет достаточную громкость.
Она сейчас свернет направо и поедет к «Morton's». Я пытаюсь придумать самый безопасный способ выпрыгивания из движущейся машины, когда мимо пролетает машина Джейми, едущая в другом направлении.
Я подаюсь вперед, наблюдая за его задними фарами. Не успеваю я еще ничего сказать, как Трейси смотрит на меня с недоверием:
— Ты же несерьезно.
— Ты хочешь узнать, куда они едут?
— Во-первых, это ты хочешь узнать, куда они едут. А мне просто не наплевать. Во-вторых...
Машина позади нас раздраженно сигналит из–за того, что мы не движемся на зеленый.
— Если ты поедешь за ними и мы поймем, куда они едут, я пойду в «Morton's», — лгу я.
— Нам не стоит даже рядом находиться с теми местами, куда они едут.
— И что это должно значить? — спрашиваю я.
Меня возмущает этот намек на то, что Джейми и Энджело по умолчанию не способны ни на что хорошее лишь из-за того, кто они есть. Хотя в данном случае я знаю, что Трейси права — что–то происходит, и нам лучше держаться от этого подальше.
Машина снова сигналит, на этот раз уже дольше.
— Их обоих арестовывали как минимум один раз. Это все, что я говорю.
— Пять минут. Потом в «Morton's».
Трейси драматически вздыхает, как будто я прошу о невозможном. Потом включает другой поворотник, и Prius срывается с места, мчась к перекрестку.
Я успокаиваюсь по мере того, как десерт в «Morton's» все сильнее и сильнее удаляется в зеркале заднего вида.
Я снова беру iPod и прибавляю громкость, откидываясь на сиденье, а самый злобный голос на планете долбит мне по мозгам. Кэрон говорит, что я не должна быть снисходительной к своей злости, не пытаясь в ней разобраться.
Кэрон может идти на Х.
Некоторое время, когда мы едем за ребятами в богатые районы города, Трейси кажется скучающей и раздраженной. Она уже готова сказать, что не собирается больше за ними следить, когда мы сворачиваем в квартал Мэтта Хэллиса.
Теперь все становится интереснее.
Джейми и Энджело останавливаются перед домом Мэтта. Это огромный красивый особняк в колониальном стиле с белыми фонариками на соснах, растущих с обеих сторон от входа, и гирляндами, украшающими открытую галерею. В одном из окон виднеется громоздкая новогодняя елка, а разноцветные огоньки отражаются на белом капоте спортивной машины Мэтта, припаркованной на подъездной дорожке. Там же много других машин, которые кажутся мне знакомыми — похоже, сегодня у Мэтта тусуется команда по плаванию.
Трейси без разговоров выключает фары, останавливает Prius у бордюра за несколько домов от дома Мэтта, и мы ждем. Я сползаю чуть ниже на своем сидении, когда мы видим, как Джейми и Энджело выходят из машины, но они сосредоточены на ком-то с рюкзаком — он выходит их встретить из-за живой изгороди, отделяющей владения Хэллисов от соседей.
Их троица переговаривается всего несколько секунд, а потом Джейми поднимает руки и качает головой, как будто он не согласен с чем–то. Они с Энджело делают шаг назад, когда третий человек бросает рюкзак на землю и начинает в нем рыться. Затем он встает, выходит из тени и под уличным освещением становится ясно, что это Конрад с баллончиком краски.
Некоторое время он сильно трясет баллончик и движется к Джейми и Энджело. Джейми скрещивает руки и смотрит на землю, а потом медленно поворачивается лицом к дому. Энджело стоит лицом к улице. Похоже, что они стоят на стреме.
А именно это они и делают — осознаю я, когда Конрад снимает крышку с баллончика и начинает раскрашивать машину Мэтта.
— О Господи, — говорит Трейси. — Теперь они его убьют — правда, убьют.
Мы достаточно далеко, чтобы разглядеть, что именно делает Конрад, но в любом случае это что-то детально продуманное, потому что на это требуется много времени. Когда на улицу заворачивает микроавтобус, Конрад, согнувшись, прячется за машиной Мэтта, а Энджело зажигает сигарету и притворяется, что спокойно общается с Джейми. Микроавтобус проезжает мимо, Конрад выскакивает из-за машины, достает из рюкзака еще один баллончик, а ребята возвращаются на свои посты.
Конрад залезает на капот, чтобы поработать над крышей, и тянется вперед, ложась на лобовое стекло и не пропуская ни сантиметра поверхности. Под уличным освещением видно, что он в черной толстовке, на голове капюшон, а рука неистово работает — бешеный художник—граффитист, пытающийся закончить прежде, чем его поймают.
