Поэтому мне приходится продолжать сочинять все ту же чушь. Я должна все так же уверять женщин в том, что их мужчины действительно пришельцы с другой планеты, потому что иначе с них спадет одеяло личной безопасности, в которое мы так привыкли укутываться. Да это и проще чем, скажем, искать настоящие причины того, отчего лодка любви очень часто разбивается о скалы.
Да-да, я все слышу и все понимаю.
Люк оказался мне неверен. И изменил мне за моей спиной. Он переспал с другой женщиной. Ну, что ж, это весьма обычный поступок для мужчины. Да-да. И конечно же, я не могла этого предвидеть. Что же это может означать? Что Люк является исключением? Может быть, он один-единственный инопланетянин на всей Земле?
Не знаю. Над этой проблемой я еще не размышляла.
— Что это такое? — спрашиваю я у Джеки на следующий день, хотя совершенно отчетливо вижу: то, что она передала мне в руки не что иное, как авиабилет на маршрут Хитроу-Ибица. Вылет в пятницу.
— Это, Чарли, твой золотой билет, — говорит она, пытаясь, как я догадываюсь, имитировать голос Уилли Уонка.
— Но что такое…
Она складывает ладони рупором и низким дикторским голосом начинает вещать:
— В эту пятницу, Марта Сеймор, доктор психологии из города Скучища, что в графстве Занудство, улетает в полностью оплаченное путешествие в столицу веселья, чтобы насладиться солнечным светом и полностью забыть о своих проблемах во время этого уникального уик-энда.
О нет! В конце концов, Фиона оказалась права. Джеки действительно опасный человек. Ее даже можно признать невменяемой и недееспособной. Я понимаю, что сейчас должна бы улыбнуться и выглядеть счастливой. Благодарной. Но ничего похожего со мной не происходит. Я не хочу лететь на Ибицу. Я хочу остаться здесь, погруженная в собственные проблемы, и провести свой собственный, маленький, нет — микроскопический — уик-энд. Вот о чем я думаю, пока слова «Я не могу» жалким лепетом пытаются вырваться из моих уст.
Джеки поднимает руку, как бы пресекая любые отговорки с моей стороны (этот жест очень любят использовать американцы во время своих ток-шоу) и начинает говорить:
— Послушай, это будет блестяще. Три ночи, а в понедельник вернемся. Мы будем жить в отеле «Гасиенда», там полный пансион. В субботу вечером в Пача состоится вечеринка, которую проводит «Паудер Рекордз», а это всегда увлекательно.
Или мне только кажется, что она говорит все это. Я воспринимаю лишь отдельные слова: «полный пансион», «Паудер», «увлекательно», и они звучат устрашающе, особенно, если принять во внимание ее елейную интонацию, привезенную из Суррея. И хотя эти слова для меня когда-то звучали восхитительно, сейчас, когда мне уже исполнилось двадцать пять, они кажутся пугающими.
— Послушай, Джеки, я не могу принять это приглашение. С твоей стороны это, конечно, очень мило, но для меня такая поездка невозможна.
— Отлично, — соглашается Джеки. И если я сумею назвать ей десять причин, по которым отказываюсь лететь, она оставит меня в покое. Я называю две, а уже на третьей затыкаюсь.
— Значит, все устроилось, — победно говорит Джеки и начинает пританцовывать с ликующим видом.
Я звоню матери:
— Мам, я думала, что должна тебя предупредить. Я уезжаю на выходные.
— Уезжаешь? — вздыхает она с преувеличенным волнением, как в мелодраме. — Куда же?
— М-м-м… На Ибицу. — Я приготовилась к обороне.
— На Ибицу?
Я помню, как однажды уже сообщала ей, что уезжаю на Ибицу с Фионой. Мама чуть не скончалась на месте. Она рассчитывала, что я выберу себе местечко, более подходящее для среднего класса. Ну, где-нибудь в странах Третьего мира, что ли. По ее мнению, я должна была отправиться в Индию, Таиланд, Камбоджу, Македонию или попутешествовать внутри страны, как всегда поступает ее соседка Дженни.
— Да, на Ибицу.
— Ну что ты, Марта, я полагала, что у тебя вся эта дурь давно прошла.
— Мам, я еду туда совершенно бесплатно.
— Бесплатно?
— Да, все уже оплатила Джеки.
— Гм-м-м… Не нравится мне эта девушка, если ты хочешь знать мое мнение.
— Меня оно не интересует.
Она снова в отчаянии вздыхает.
— Никак не пойму, что на тебя нашло в последнее время.
— Ничего, просто мне уже исполнилось двадцать пять лет, и я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения, разве не так?
— Не так.
— Мам, ну, прошу тебя, не говори глупости.
— Папа будет очень недоволен.
Вот так всегда. Папа будет очень недоволен. Она вечно проецирует свое недовольство и раздражение на отца. А дело-то в том, что ему как раз абсолютно все равно, куда и с кем я отправляюсь отдохнуть на пару дней. Впрочем, так было всегда.
Я ничего не говорю, жду, когда она первой подаст голос.
— Ты еще ходишь на курсы по йоге? — как-то неуверенно интересуется мать.
— Ну да, — тут же вру я.
— Ну, ладно, это хоть что-то.
Раунд второй. Я и Фиона.
— Ты летишь на Ибицу? — как эхо, повторяет она мою последнюю фразу.
— Ага.
— Но… но… На Ибицу? С ней?
Господи, с Фионой ничуть не легче, чем с моей мамочкой.
— Ну, мы же с тобой были на Ибице, помнишь?
— Да, знаю. Но это было очень давно. Я бы сейчас туда не поехала. — Она садится на кровати и скрещивает ноги как обиженный йог.
— Почему нет?
— Ну, я не знаю. — По-моему, такие поступки совершают только в щенячьем возрасте.
Иногда мне кажется, что Фиона составила некую хронологическую таблицу, где расписано, как и сколько надо развлекаться в каждом возрасте.
— Фи, всего один уик-энд! И я обещаю вести себя как послушная девочка.
Я улыбаюсь ей, и хотя она еще некоторое время сопротивляется, все же через несколько секунд уже так же дружелюбно улыбается мне.
— Прости, — говорит она. — Я же только волнуюсь за тебя.
Пляж Салинас, по словам Джеки, «как раз то самое место на Ибице, где люди тусуются днем». Под словом «день» она имеет в виду некий отрезок времени, который начинается в пять вечера, как раз, когда публика отрывает головы от подушек и приходит в себя после вчерашнего. Под словом «тусуются» она подразумевает… ну, что они просто здесь тусуются. Пусть хоть немного поболтаются без дела под легким дуновением бриза.
Не весь пляж нудистский. Тот кусочек, что ближе к автостоянке, заполнен почтенными испанскими семействами. Нам же пришлось протащиться с полмили, чтобы посмотреть, как люди, словно на параде, выставляют друг перед другом напоказ все свои прелести. Однако даже здесь можно раздеваться не полностью, и я решаю поступить так: верх оголить, а низ оставить в крошечных и чисто символических купальных трусиках «Миссони».
