Затем я снимаю пластиковый чехол, поднимаю подол одного из бархатных платьев и этой тканью, подбитой шелком, отираю слезы на глазах. Но шелк плохо впитывает слезы, и на ткани остаются пятна туши для ресниц.
Мои платья не сумели одержать победу над Богом.
Они оказались недостаточно сильными, чтобы окончательно отделить меня от других, чтобы защитить меня от любви, болезни, от смерти.
Они оказались недостаточно прекрасными, чтобы дать мне забвение, недостаточно прекрасными, чтобы одеть меня, отправиться танцевать с вечера до утра, чтобы кружиться, кружиться, чтобы позабавить меня недоверчивыми взглядами, брошенными на сетчатый тюль, на шпильки, если бы я продолжала танцевать, я бы в конце концов упала, охмелевшая, опустошенная, побежденная этой юбкой, влекущими меня ввысь оборками, потому что они летают, они жаждут летать, набрать высоту и унести меня подальше от мира скучных людей, которые посещают дантистов, налоговых инспекторов, продуктовые магазины, покупают электронику, отправляются на факультет, чтобы сдавать экзамены, в мэрию, чтобы засвидетельствовать свое существование, женитьбу, смерть.
Я не смогла быть на высоте этих дивных тканей, я ощущаю собственную слабость, готовность предать их, я чувствую, как мое сердце и тело трепещут, взбунтовавшись против моей воли, желая жить своей жизнью – жизнью плоти, страдания и смерти.
Жизнь явилась ко мне на белой «Веспе». Ей явно недоставало оригинальности, и она отыскала меня, чтобы проводить туда, куда я не желала больше идти, а мои шмотки, выстроившись, словно армия трусливых оловянных солдатиков, позорно капитулировали.
Бог одержал победу над моей армией.
Бог явился и переубедил меня, произнеся всего несколько слов. Он раздевал меня взглядом, лишая всякого желания вновь одеться; мне хотелось бы провести остаток моих дней голой в его объятиях, уткнувшись носом в его плечо, вдыхая его запах, обвив его руками, прижавшись бедрами к нему, касаясь его победного жезла перед началом любовного наступления.
Я представляю себя на мотороллере, вцепившейся в него, как в спасительный плот в бурном море, рассекающий волны, и пусть свищет ветер, пусть мои платья уносит тайфун и они идут ко дну.
Платья не плавают.
Они идут ко дну, они не в состоянии помочь мне выстоять в бурю, что бушует в моем сердце, они не могут согреть меня. Ничто не согревает так, как тело мужчины, которого любишь, задыхаясь под его тяжестью.
Я боялась простынь, которыми он пытался укрыть меня, боялась, что он уйдет, покинув меня на белом льняном, шерстяном, кашемировом покрывале, будь оно даже подбито органзой в цветочек, шалью из крученой шерсти альпака или кружевами ришелье, пусть даже на изнанке покрывала будут вышиты наши переплетенные инициалы.
Я хочу спать без простынь, даже от Диора, мне не нужно ни ночной рубашки, даже «Sabbia Rosa», ни короткой или длинной сорочки, ни накидки, ни китайской пижамы, ни трусиков, ни кожаного трико марки «Bensimon» или «Petit bateau», ни серег в мочках ушей, ни крема от морщин, ни чего бы то, ни было, я хочу спать без бальзама для губ, без капельки духов с ароматом сирени за ушами: я хочу вытянуться рядом с ним на песке, без купальника, где- нибудь в жарких странах.
«Дарлинг, я хочу с тобой дружить»
- Дарлинг, ты обещала пригласить меня к себе.
Девчушка с моей улицы была здесь, внизу, она поджидала меня на углу.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, так как моим сознанием завладела та, что мечтала спать голой в объятиях Бога, а другая частица моего «я» пыталась противостоять искушению, возникшему передо мной в трех метрах от дома, – в виде африканских жемчужных бус, нанизанных на кожаный шнурок, в витрине «Экзотиссимо».
Боевая ничья. Удастся ли мне пройти курс детоксикации? Похоже, это будет потруднее, чем бросить курить.
Поглаживая зеленую бархатную подкладку моей розовой куртки, девчушка сказала мне:
– Дарлинг, мне бы хотелось дружить с тобой. А тебе?
Я взглянула на нее и взволнованно воскликнула:
– Ода!
– Я не слишком для тебя маленькая?
– Мне кажется, что к тебе я ближе, чем ко взрослым.
– Почему?
– Потому что те даже не осмеливаются предложить дружить другому взрослому.
– Ну с нами так не будет. Давай останемся навсегда девчонками?
– Ладно. Это будет нашей тайной. Мы по секрету от всех останемся девчонками, даже когда ты вырастешь.
– Супер! Скажи мне, Дарлинг, ты очень богатая?
Не удержавшись, я расхохоталась, но потом заверила ее, что да, потому что могу все принять, стать кем угодно, что мне достаточно раздобыть пластиковую корону и закрепить ее у нее на голове, чтобы она стала королевой. Мое богатство заключалось в тех волнующих моментах, когда по моей коже скользил сотканный вручную шарф из тончайшего хлопка, леденящие алюминиевые диски кованых подвесок, бусы из стеклянных шариков и жемчуга.
Я насытилась этими ощущениями настолько, чтобы ни на йоту не сожалеть об уходящем времени. Придуманные мною платья были лучше всех на свете, и, приближаясь к совершенству, я уже не шла, а танцевала.
– Твои платья великолепны! – воскликнула девчушка, всплеснув руками.
– Давай отправимся ко мне, и я тебе их покажу. Если вглядеться в них хорошенько, каждое может поведать тебе историю, у каждой истории есть свое начало, развитие и конец, будто это написанные мною книги. Мое богатство и есть все эти истории.
– Мне хочется походить на африканскую принцессу.
– Ты ею будешь. У меня есть все для посвящения в африканские принцессы. Я целых два месяца путешествовала по Африке. В результате можно набить целый чемодан браслетами, которые надевают на запястья и щиколотки, добавить в ним разные бусы, юбки, бурнусы, парео, я научу тебя их носить.
– И ты мне подаришь все это?
– Да. Я дам тебе ключ от своей квартиры, ты сможешь туда иногда заходить, но при одном условии: никогда никого туда не приводить. Я буду звонить тебе, чтобы узнать, как там мой шкаф.
– Ты уезжаешь?
– Да.
– Тебе не грустно?
– Пока не знаю.
– Но зачем ты уезжаешь?
– Из-за мужчины, который оказался сильнее, чем мои платья.
– Если ему не нравятся твои платья, тебе будет скучно с ним. Он ученый?
- Да.
– А ты?
– Нет. Мне это всегда казалось занудством.
– Почему?
– Потому что я была скверной девчонкой, предпочитала заполнять свой шкаф, а не тетрадки. Не стоит брать с меня пример.
– Отчего ты такая, Дарлинг?
– Каждый человек мыслит по-своему и по-своему видит жизнь. В общем-то, люди чувствуют себя куда лучше, счастливее, если думают и действуют как все. У меня так не выходит. Пожалуй, мне не стоит подражать.
