С каким удовольствием он произносит эти слова. Впервые на холодном лице проступают эмоции. Эрик ловит неимоверный кайф, причиняя мне боль и вгоняя в отчаяние.
— А если рассчитываешь на своего сосунка-любовника, то, как ты уже, возможно, догадалась, тоже зря, — МакБрайер улыбается, как змея, заглотившая мышку, того и гляди яд начнет капать. — Ему есть чем заняться на острове. Такие как он, быстро забывают таких как ты. Возможно, полети ты с ними, Хейл поигрался бы еще недельку, а так… увы, — натягивает маску мнимого сожаления, разводя руки в стороны. — Нужно было раньше клянчить деньги. Неужели мать не научила тебя распоряжаться вагиной правильно?
Сукин сын! Я сжимаю кулаки, чтобы не накинуться на МакБрайера с кулаками. Слишком яркая картина стоит перед глазами, как я расцарапываю его мерзкую рожу до костей.
— Не смейте поноси́ть мою маму! Вы о ней ничего не знаете, — глухо рычу.
— Я знаю достаточно, — рычит в ответ, — Я никогда не выпускал ее из виду. И знаю каким местом она зарабатывала. Не раз видел, как к ней бегали мужики, а через пару часов уходили с довольными улыбками. Что ты на это скажешь? — срывается на крик.
— То же что и раньше. Вы ничего не знаете о маме.
— Ты была слишком мала, чтобы что-то понять, — МакБрайер уже берет себя в руки и снова говорит холодно.
— Не пойму никак, — зарывшись руками в растрепанные волосы, горько произношу, — вы всегда в людях только грязь ожидаете увидеть? Так вот, знайте. Мама делала на дому массаж. Помогала людям после операций, травм и подобное. Принимала всех, кто мог заплатить хоть пару баксов. Но вы естественно решили, что она проститутка и даже не попытались с ней поговорить. Если бы вы хоть чуть-чуть ее любили…
— Я ЛЮБИЛ ЕЕ! — МакБрайер так громко и резко орет, что я вздрагиваю. — А она меня выгнала!
— И вы обиделись, как маленькая девочка, которой не дали мороженое.
Знаю, что играю с огнем, дразня Эрика, но не могу остановиться.
— Мама никогда бы не смогла, быть тайной любовницей. Она хотела, чтобы любимый мужчина принадлежал ей полностью, — повышаю я голос. — Вы поэтому засунули ее в Балтимор, чтобы она случайно не встретилась с вашей женой в Вашингтоне?
— Я защищал ее! Только не от жены, а от своего отца. Он страшный человек. Не остановится ни перед чем, чтобы стереть пятно с репутации. И сейчас это пятно — ты.
МакБрайер тычет в меня пальцем, словно я виновата, что родилась на свет. Такого унижения я еще не испытывала. Родной отец назвал меня маленьким грязным секретом.
— Просто оставьте меня в покое. Вы мне никто, и я не хочу иметь к вашей семье никакого отношения. Забудьте о нашем существовании, — прошу я.
— Не могу, — рушит мою надежду донор спермы, — ты уже попала в прицел Майкла МакБрайера. Как только он вернется с отдыха, он разрушит всю твою жизнь и жизни твоих близких. Прими мое предложение, — просьба звучит как приказ, не терпящий обсуждений, — и твоя мать будет жить. Бабка выходит ее. Кроуфорд останется жить в своей квартире. А бизнес Хейлов не пострадает.
Неужели у одного человека есть такие ресурсы и возможности?
И тут я вспоминаю школу. Как один лживый слух мог разрушить репутацию. Как все так называемые друзья отворачивались, вонзая нож в спину.
Масштаб не тот, но МакБрайер-старший мог шепнуть что-то здесь, подгадить там и все былые заслуги тут же забудутся, ломая то, что строилось десятилетиями.
— Мой отец разрушит все, и ты в любом случае останешься одна, — продолжает добивать меня холодный голос. — Так не лучше ли выбрать одиночество с гарантией, что твои близкие целы и невредимы?
— Почему я должна вам верить? Откуда мне знать, что ваш отец действительно хочет избавиться от меня?
Эрик достает телефон и кому-то звонит, включив громкую связь. Через секунды, которые кажутся мне вечностью, в трубке раздается грубый голос:
— Какого хера ты мне звонишь? И какого черта не прилетел с женой и дочерью?
МакБрайер сжимает зубы, но отвечает хладнокровно:
— Я прилечу сегодня. Скажи лучше, что ты хочешь предпринять для решения нашей маленькой проблемы?
— Не нашей, — зло выплевывает МакБрайер-старший, — а твоей! Неужели не мог воспользоваться презервативом, как все нормальные изменщики, чтобы не наследить?
Я позорно готова расплакаться от унижения перед еще одним монстром, ворвавшемся в мою жизнь. Только они никого не тронут. В бумажном стаканчике из-под кофе больше души, чем в телах этих двоих.
— На сколько помню, мамаша при смерти, — рассуждает Майкл. — Отлично, делать ничего не придется, сама исчезнет с лица земли. Жаль только, что девчонка не разбилась в той аварии или не замерзла. Несчастный случай — не придерешься. А так…
С ужасом слушаю, что говорит этот человек. Он не может быть моим дедушкой, я и человеком с трудом могу его назвать. В животе скручивается комок и желчь подкатывает к горлу.
Возможно, я ослышалась? И мой родственник не желает мне смерти? Не планирует мое убийство?
— Старуху припугнем, — тем временем продолжает Майкл, — она не вякнет. А может с инфарктом свалится.
Механический смех раздается в салоне автомобиля, и меня начинает трясти от страха. Хочется исчезнуть. Сбежать и спрятаться.
— Эрик, это пока подождет. Прилетай скорее. Даже с неожиданным союзником я не могу подсунуть Шеннон под Чарли. Вчетвером мы справимся быстрее. Мне нужен этот союз. А представление под названием «Принцесса и голодранец-наркоман» пора прекращать.
Звонок прерывается. В душе зарождается пустота, затягивающая все планы и надежды на жизнь. Я больше не принадлежу себе, всего лишь марионетка в руках демонов.
Ощущение, что в прошлой жизни я устраивала геноцид или что-то подобное, потому что ни один человек не заслужил того, что со мной происходит.
Еще страшнее становится, что Эрик молча выслушал тираду отца и ни разу не возразил. Я же часть его, он утверждал, что любил маму. Неужели в его черствой душе нет хотя бы крошечной крупицы, которая меня любит.
Фокусирую взгляд на коленях и обхватываю себя руками, стараясь оградиться от окружения, от боли, от страха, но реальность не желает отпускать.
— Убедилась? — насмешливо спрашивает Эрик.
Киваю и охрипшим, не своим голосом спрашиваю:
— А гарантии на счет операции и дальнейшего лечения?
— Наконец-то намечается конструктивный разговор. Лайнус езжай, — Эрик называет адрес квартиры Клэр.
Он и правда знает обо мне все.
47
— Вот здесь гарантии и твоя новая биография, — Эрик протягивает мне папку, — выучи ее. Таши Донован больше не будет существовать. Выдашь себя, — угрожает он, — и сделке конец!
Словно не о жизнях говорит, а о завтраке: «Я сломал раковину моллюска и проглотил содержимое с большим аппетитом и плотоядной улыбочкой».
Только я не моллюск, а живой человек. И меня сейчас стошнит на дорогущие ботинки Эрика. Может хоть это испортит ему настроение. Обнимаю себя руками сильнее, наклоняясь вперед. Не могу на него смотреть. Противно.
Открываю папку, чтобы отвлечься. Фотографии, заверенный нотариально ДНК-тест, данные на обналиченные чеки, которые получала моя мама. В том числе и на первый семестр в Колумбии.
— Если ты отдашь это в прессу, то уничтожишь нашу семью, — говорит Эрик.
На секунду мне кажется, что он хочет, чтобы я это сделала, но потом натыкаюсь на договор о неразглашении. В случае выполнения обязательств МакБрайером, я должна затаиться и не давать знать о себе ни друзьям, ни родственникам. Ни сейчас, ни в будущем.
— А это обезопасит меня. Просто смирись и подпиши, — приказывает Эрик, — у тебя все равно нет выбора. Хейл не поможет тебе. Мне даже вмешиваться не придется.
Смотрю на мужчину с непониманием. Почему он так решил?
— По себе судите? — спрашиваю я.
— Забыл, — насмешливо продолжает Эрик, — ты же о нем ни черта не знаешь. Я расскажу.
— Не стоит, — прошу я.
Хватит с меня на сегодня историй из уст человека, который выворачивает все наизнанку, признавая только свою правду.
