Я снимаю комнату в мотеле у самой воды до конца недели. Оттуда открывается вид пристань, где мирно раскачиваются лодки. В номере есть полностью укомплектованный мини-бар и джакузи, достаточно большая, чтобы уместить трех человек. Если именно так выглядит рай, пора бы начать принимать меры, чтобы точно туда попасть.
Потом перезваниваю на автоответчик и сообщаю Фин, в каком торговом центре оставила автомобиль, чтобы она ее отогнала. В кухонном ящике хранится запасной ключ, но, зная ее, уверена, она просто вскроет тачку.
В вестибюле мотеля располагается небольшой сувенирный магазинчик, где я покупаю зубную пасту и кое-какие туалетные принадлежности. В отделе чуть ниже по улице, явно для туристов, нашлись для меня футболки и шорты, шлепанцы и легкие цветочные платья. Пока я разорялась на всякие тряпки, гадала, когда в последний раз покупала себе одежду.
В отличие от модницы Фин или Макс, которая всегда выглядит так, будто идет на кастинг на роль в следующей части «Расхитительницы гробниц», я, как правило, хожу в джинсах.
Вторую половину дня я брожу пешком, без цели. Когда солнце опускается за горизонт и мой пустой желудок начинает протестовать, я ищу местечко, чтобы поужинать. Мне на глаза попадается устричный бар с переполненным патио и музыкальной группой, которая в углу зала исполняет кавер-рок-песни.
Я сажусь за барную стойку и заказываю шардоне у прилизанного бармена с растрепанными волосами, которому на вид около двухсот лет. Он представился Харли (прозвище в честь мотоцикла), что он живет в этом городе со дня своего рождения, а также что он влюбился в меня.
— Я тоже люблю тебя, Харли, — говорю я ему, улыбаясь. — Давай вдвоем сбежим в Мексику?
Хихикнув, он смотрит направо.
— Я бы поддержал тебя, милая, — он понижает голос, — но, думаю, сегодня вечером ты поймаешь рыбку покрупнее.
Я поворачиваюсь, чтобы узнать, что привлекло внимание бармена.
Там, в пол-оборота, на стуле сидит мужчина и сканирует толпу, упершись локтями в барную стойку и небрежно закинув на соседний табурет длинную ногу в джинсах. Глаза скрывают затемненные очки, а обтягивающая белая футболка, ботинки и ковбойская шляпа подчеркивают его красоту, вызывая коллективное вожделение каждой женщины в этом месте.
Татуировки покрывают его мускулистые руки от выпуклых бицепсов до запястий.
Он проводит рукой по короткой черной бороде на квадратной челюсти, открывая отличный вид на другие свои татуировки.
Те, что на костяшках его пальцев.
Я не могу описать это чувство. Шок, ярость, недоверие, удовольствие, ужас, благоговение и почти непреодолимое желание совершить кровавое убийство с помощью коктейльной зубочистки в полном зале.
Киллиан поворачивает голову и смотрит на меня. Я не вижу его глаз за зеркальными стеклами очков, но чувствую их, словно огненно-красные лазерные лучи разрезают меня надвое.
Я снова переключаю свое внимание на Харли.
— Знаешь что? Вино тут не поможет. Мне нужна текила.
— Умница! — Он достает из-под стойки рюмку, небрежно наливает в нее текилу, протягивает мне и говорит: — Только помни, милая: нет защиты – нет любви.
Во что же превратилась моя жизнь…
Харли уходит, чтобы заняться другими клиентами. Я с колотящимся сердцем наблюдаю, как Киллиан садится на табурет рядом со мной.
Он делает вид, что внимательно изучает меню, написанное мелом на стене за стойкой. Затем, словно вырос на ранчо в Техасе, протяжно произносит:
— Хей, дорогуша! Как твои дела сегодня?
Я борюсь с желанием стукнуться лбом о стойку бара, выпив вместо этого текилу.
Затем, без всякого акцента, он добавляет:
— Не прониклась ковбойской атмосферой, да? Так и знал, что стоило говорить с британским акцентом. Женщины тащутся от англичан.
— Вообще-то мы обожаем вонзать вилы в грудь раздражающих мужчин, привязывать их к стулу, а потом поджигать.
— Хм. Не уверен, что для такого существует акцент. — Он подавляет смешок.
Я машу Харли, чтобы он повторил мне текилу.
— Что ты здесь делаешь?
— То же, что и ты, дорогая. Осматриваю достопримечательности. Выпиваю. Любуюсь этими прекрасными людьми.
И вновь этот техасский акцент. Хотелось бы мне сказать, что это звучит глупо, но нет. Это звучит невероятно горячо, но и невероятно раздражает.
— Итак, ты следил за мной. Снова.
— Ты забыла о той части разговора, когда я пообещал, что буду охранять тебя?
— Я и подумать не могла, что это означает твое постоянное присутствие на расстоянии крика. И я вполне в состоянии сама о себе позаботиться, спасибо.
— Одно не отменяет другого.
— Боже, ненавижу, когда ты так говоришь.
— Как именно?
— Как будто я веду себя иррационально.
— Я не думаю, что ты иррациональна. Как и люди, которые тебя ищут, только они чуть лучше вооружены.
От косвенного упоминания о сербах по моей спине пробегает холодок. Я облизываю губы, чувствуя, что он — осиное гнездо, в которое я только что засунула палец. Интересно, как сильно меня ужалят?
— Как ты меня нашел?
Техасский говор возвращается, но на этот раз Киллиан просто дразнит.
— Но-но, дорогая. Ты же знаешь, что я не могу раскрыть все свои секреты. — Он усмехается. — Иначе не останется ни одной тайны, на которой ты могла бы зациклиться.
А сейчас официальная информация: я собираюсь убить его.
Не улыбаясь, я поворачиваюсь к этому мужчине. Я смотрю на свое отражение в его авиаторах, с трудом узнавая смотрящую на меня женщину. Она злится, да, но еще она выглядит так, словно страстно жаждет поцелуя.
Она смотрит… как дикое животное, которое годами держали в клетке и вот-вот выпустят.
Киллиан медленно снимает очки. Он кладет их на барную стойку, не отрывая от меня взгляда.
Больше он не смеется. На самом деле он напоминает на голодного волка, готового сожрать меня целиком. Воздух вокруг нас потрескивает от напряжения. Между нами настолько мощное притяжение, что я не удивлюсь, если его видно.
— Ты сама знаешь, как поступить. Доверься своей интуиции.
Вспоминая слова Хэнка, во мне что-то поднимается. Давление нарастает. Какая-то темная, безымянная эмоция разрастается в моей груди, сдавливая легкие и сминая сердце, что оно почти перестает биться.
