бы присутствовали в её жизни. Теперь всю грязную работёнку приходится делать мне, и едва ли стоит благодарить вас за это.
Наш томный диалог был прерван. Дверь распахнулась и в кабинете показался Валерий. Генерал прошёлся по помещению точно на цыпочках и, примкнув к Виктории, покорно поцеловал её руку.
В жизни не видел подобного унижения.
— Не слушай его, Виктория, — стал лихорадочно бормотать он. — Этот хитрый лис способен запудрить мозги любому. Лучше отдай его мне.
Он что, назвал её тупой?
Женщина брезгливо выдернула руку из его волосатых лап.
— Да будет тебе известно, что я обладаю собственным мнением.
Генерал побледнел.
— Боже, Вика, я не хотел…
— Для тебя я Виктория Пална! — гнев украсил её безупречное лицо. — А теперь проваливай, Валера. Ещё немного, и ты испортишь моё настроение. И сам знаешь, чем это может грозить.
Примирительно выставив ладони, генерал покинул кабинет. В его театральном уходе не хватало лишь низких поклонов. Даже стало жаль бедолагу.
Ох, и здорово ему влетело…
Перед тем как захлопнуть дверь, он наградил меня пожирающим взглядом, а я послал ему воздушный поцелуй.
Боже, и она променяла подполковника на этого слизняка?
У барышни напрочь отсутствует вкус.
— Ну так на чём мы остановились, мамочка? — язвительно продолжил я. — Мне ведь можно называть вас мамой? Свою я потерял, а такой экспонат, как вы — мечта любого прыщавого извращенца.
Теперь от женщины не веяло расположением.
— Полагаю, что предложение за тобой. Это ведь ты попросил со мной встречи.
— Верно, — согласился я. — Вы тоже умная женщина. И почему Валера в этом сомневается? — резко переключившись, я попытался быть серьёзным. — Я готов предложить себя. Не в качестве любовника, естественно… Но моя душа будет стоить вам маленького послабления. Ничтожного для вас. Вы отпустите подполковника и пообещаете, что Юне перестанет грозить опасность.
Виктория задержала на мне пристальный взгляд. В её симпатичной голове никак не могли сдружиться выгода и самопожертвование.
— Мне не составит труда пообещать безопасность дочери. А вот с Олегом выходят сложности. Отпустив его, я лично открываю делу второе дыхание. К тому же, держать тебя на прежней должности весьма рискованно. Кто знает, на какое предательство ты ещё способен?
Я был рад заметить, что она в принципе рассматривает моё предложение.
— Вы меня плохо поняли, Виктория Пална… Я не прошу зачислить меня в ваше изысканное братство рабов. Я хочу занять место подполковника.
Ошарашенная, она не нашла слов для ответа, а я продолжил:
— Мне составит труда признаться в своих злодеяниях. Я возьму всё на себя, бравируя значимостью. Поверьте, это поставит точку в горячем деле. Никто и не подумает смотреть мне за спину, искать подельников, а ваш хвостик останется нетронутым.
На её щеках заиграл нервный румянец.
— Уверен, что у тебя получится?
— Вы сами знаете ответ на свой вопрос. Так к чему блуждаете?
Отвернувшись, Виктория принялась стучать когтями по столешнице. Стало ясно: моё предложение оказалось заманчивым. Прошло несколько секунд, прежде чем наши взгляды снова встретились.
— И пусть я не разделяю твоё стремление, я не могу тебе отказать, — её изящные пальца коснулись моего колена. — Но ответь мне на один вопрос — что заставляет человека, способного на великие дела, так смиренно класть голову под топор палача?
Я улыбнулся, но едва ли пылал к ней симпатией.
— Вам никогда не понять. Для этого нужно иметь сердце.
Виктория выпрямилась, словно была обласкана комплиментом.
Отчасти мы были с ней похожи… Но лишь отчасти.
— Я выполнил вашу просьбу — ответил искренне на вопрос. А теперь посчитайтесь с моей. Безобидной, но чертовски важной.
Неподдельный интерес коснулся женщину.
— Внимательно слушаю тебя, Тимур.
— Мне нужен вечер с ней. Всего один. Если мне и суждено гнить в тюрьме, то не хочу вдобавок жалеть о том, чего не сделал.
Юна
Было сложно поверить глазам. Отец сидел за кухонным столом, на своём привычном месте и выглядел так, словно получасом ранее отошёл от глубокого сна. Добрая усталость застыла на его лице в виде новых морщинок, благородной седины на висках и вымученной улыбки. Прошло не так много времени, чтобы отвыкнуть от его присутствия, но достаточно, чтобы многое осознать.
Не припомню, когда обнимала отца так крепко. И вообще обнимала. Казалось, что одно неприятное событие разрушило стену между нами, подобно шаровому снаряду. И вот мы снова настоящая семья, всецело любящая и понимающая.
— Но как? Давно ты здесь? Ты голоден? Боже, о чём это я? Конечно же, ты голоден. Дай мне несколько минут, я сделаю бутерброды, — от волнения голова закружилась. Сотня несказанных вопросов рвались наружу, превращаясь в словарное месиво, а руки дрожали от переизбытка эмоций.
— Всё в порядке, дочка. Оставь продукты в покое и присядь, — тепло улыбнувшись, он похлопал ладонью по спинке стула. — Я жутко по тебе соскучился.
Закрыв холодильник, я послушно села напротив отца.
— Я тоже по тебе скучала, — прошептала едва слышно, взяв его за руку.
Мне не хотелось её отпускать. Больше не хотелось никого терять.
Своим побегом Майский оставил дыру в моём сердце, и следующая потеря станет для меня роковой. Мне не выдержать очередного удара.
— Полагаю, ты задаёшься вопросами, — произнёс отец, прочитав мои мысли. — Но должен тебя разочаровать, Юна. Я сам ничего не понимаю.
Его признание заставило меня напрячься.
— Они отпустили тебя не сказав ни слова?
— Именно так.
— И даже условия не поставили? Быть может, угрожали?
— Нет, никаких требований. Даже должность сохранили, — искренне отстреливался он. — Более удивительным стало то, что Валерий снизошёл до извинений. Сказал, что вышла неприятная ошибка, будто не подстроил мой арест самолично. Эх, если бы я только развидел в нём шакала раньше…
Услышанное не укладывалось в голове и отчасти походило на розыгрыш.
— Этого не может быть.
— Но это так! Клянусь!
Теперь я снова занервничала, до боли закусив губу.
— Прости, папа… И хотела бы я порадоваться всем сердцем, да не выходит. Они не те люди, которые славятся милосердием. Здесь что-то другое.
— Вывод только один: они заменили меня более значимой фигурой. Я попросту перестал быть костью в их горле.
— Рокировка? Но на кого? — фыркнула я, но тут же перестала дышать. Понимание было резким и крайне болезненным.
— А мне на кой знать? — голос отца неразборчиво пробивался сквозь глухоту. — Я и до этого был далёк от их грязных дел. Наверняка Валерка понял, что заигрался и по итогу сдрейфил. Что он мог мне пришить? Разве что общение с этим… Как его?
— Тимур, — обвела я губами. — Они заменили тебя им.
