в банду не попадёшь. Придётся идти.
— Нет, ты сейчас серьёзно?
— Очень серьёзно. Мы должны всё обдумать. Так просто Еву свою не заберёшь. Она под вооруженной охраной днём и ночью. Понимаешь.
Я беспомощно сидел на кровати. Он прав. Лука прав.
— Хорошо, что ты предлагаешь?
— Во-первых, наберись сил. Ева твоя никуда не денется. Она в шоколаде, а тебе нужно время. Да и я уже у Савицкого зафиксируюсь. Потом ты вылезешь из больнички, тоже придёшь к нему проститься. Влезем в банду, а там уже будем действовать. Только тогда Бес, если всё получится, придётся тебе валить отсюда, куда-то подальше и навсегда, если удастся девку твою достать.
Голова моя снова закружилась от сидения. Я упёрся в ладони. Всё что говорил Лука конечно лучше, но как я хочу не дожидаясь кинуться туда. Понимаю, что тем самым погублю и себя и возможно Еву. Потому что я способен сейчас, только пройти половину коридора. И всё.
Значит, придётся ждать.
Много дней живу в этой комнате. Сколько, не считала, мне все равно. Месяц или два. Какая разница.
Иногда я гуляю. Двое охранников сопровождают меня. Брожу по территории вокруг здания и равнодушно смотрю на опавшие с деревьев листья. Желтые и коричневые. Их никто не убирает. Никому это не нужно. Поэтому каждый день их всё больше и больше.
Резко похолодало. И я кутаюсь в длинный пуховик. Натягиваю капюшон и брожу одиноко. А охрана стоит неподалёку.
Привыкаю. Возможно, со мной происходит не самое плохое что могло бы быть. Я плыву по течению, смирилась и плыву. Иногда вспоминаю, что где-то там лежит мой любимый Иван Бесовский. Лежит и думает обо мне. И никто из нас не в силах этого изменить.
Савицкий приходит не каждый день, но когда приходит, приносит цветы, конфеты. Потом трахает меня в каком-нибудь новом комплекте белья или сексуальной по его мнению ночнушке. Иногда просит наделать белое, иногда чёрное. Я подчиняюсь. Делаю всё, чего он хочет. Потому что не могу сопротивляться. Боюсь.
После секса он рассказывает, как прошел день. Делится впечатлениями, а я слушаю безучастно. Задумчиво глядя в стену.
— Тебе интересно? — спрашивает он.
— Да, интересно, — отвечаю равнодушно.
На самом деле мне все равно.
Уже не беспокоит то, что я начинаю привыкать к такому положению вещей. Это монотонное проживание в комнате. Визиты Савицкого. Впечатление такое, что ничего другого в моей жизни больше не будет.
Ещё я понимаю, что когда-то на мое место приведут новую девушку и тогда меня уже точно отправят в притон. Савицкий не забывает об этом напоминать. И мне уже всё равно.
Боюсь ли я этого? Не боюсь. Возможно, именно потому что не знаю всего, что там будет со мной происходить. И только попав туда испытаю весь ужас положения, которым меня пугают.
Но сейчас изо дня в день трахаясь с Савицким, я этого не понимаю.
Привыкаю. Прошлая жизнь постепенно отодвигается.
Савицкий трахает, говорит, обними меня — и я нехотя, слабо, но обнимаю. Он говорит — поцелуй меня и я с неохотой, но целую.
Значит ли это что я хуже, чем сама о себе думала. Значит ли, что забываю Беса, приспосабливаюсь и увязаю в этой новой жизни. Значит ли это, что я предаю?
Конечно значит.
И это съедает меня изнутри. Мое неосознанное и постепенное предательство. Понемногу заполняет. Неспешно. Так, чтобы каждый день я ощущала его неумолимое продвижение.
Вот это — хуже всего.
Шаги. Я всегда слышу его приближение. Не жду, но знаю, он все равно придет.
— Привет милая.
Стройная фигура в темном костюме. Савицкий хорош. Даже красив. Но усталая, тихая ненависть к нему не даёт его полюбить. А ещё, моё занятое Бесом сердце. Оно слабо бьётся. И совсем не в унисон с сердцем Савицкого.
Снова цветы. Розы. И пакет. Даже два пакета. Он кинул их на кровать.
— Открой, — лицо довольное.
Он любит делать мне подарки. Или просто любит что-то кому-то дарить. Не знаю.
Я медленно подошла, вытрусила на кровать содержимое одного, потом второго пакета.
Платье. В переливе какой-то мишуры. Поблескивает. Камни мерцают при свете ламп. Может быть оно даже красивое. Но мне всё равно.
Коробка. Открываю — туфли на шпильке. Я не умею ходить на каблуках. Придётся научиться.
— И вот ещё, — он сунул руку в карман пиджака и достал черный футляр.
Подошёл, открыл его у меня перед глазами.
В футляре на черной, бархатной подложке — колье. Камни в три ряда переплетаются между собой в косу и сливаются в одну дорожку.
— Тебе нравится, милая?
— Да, — отвечаю заученно. Я уже привыкла соглашаться.
— Давай, примеряй.
Безропотно откинула волосы. Савицкий взял колье, приложил к моей шее, застегнул сзади и легонько подтолкнул меня к зеркалу.
Мы стояли и смотрели на колье. Савицкий положил ладони мне на плечи, сдавил легко, не сильно. Потом нагнулся над плечом и поцеловал его.
— Ты не представляешь, как я хочу тебя. Весь день думаю о тебе.
Молчание — мой ответ.
— Ты изменила меня. Я уже не такой как прежде. Благодаря тебе.
Он глянул снова в зеркало, обхватил меня ладонями, прижал к себе и вжался лицом мне в шею.
— Ева, — вздохнул, — я люблю тебя Ева.
Я видела в зеркале, как расширились мои зрачки, потом снова сузились.
Слова его не влияли на разум, но влияли на тело.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Конечно, я понимаю, мы ещё так мало знакомы, но это не имеет значения. Просто хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, понимаешь. Я хочу оберегать тебя, любить тебя, обнимать, целовать. Понимаешь?
Я кивнула. Понимаю. Конечно понимаю.
Слова его доходили и подталкивали соглашаться. Больше ничего не остаётся, как жить с этим человеком до конца жизни и когда его убьют, то и меня вместе с ним.
— Ты согласна? — прошептал он на ухо и посмотрел в зеркало мне в лицо.
— Да.
Рука Егора скользнула в трусы. Другая нащупала грудь. Тронула сосок. Щека теранулась щетиной о мою щеку. Легкий аромат дыхания, коньячные ноты. Раздвигаю губы под напором властного языка. С терпким привкусом алкоголя. Вдыхаю, тонкий запах сигаретного дыма.
Жадная мужская ладонь между ног, не останавливается, раздвигают сладки. Пальцы стремительно проникают во влагалище, двигаются, насаживают.
Я выгибаюсь и закрываю глаза. Забываю обо всём. Подчиняюсь движениям его рук. Подвластна, желаниям этого мужчины. Желанию его языка. Тону в аромате его мужской силы. Безумной,