— Тогда спрашивай быстрее, — на его лице начинают дергаться желваки. — У меня еще много работы.
— Ты по-настоящему любил мою маму? Только скажи мне правду, — спрашиваю давно мучающий меня вопрос. По реакции вижу, что для него он не из приятных. Наверное, потому, что очень личный.
— Аня, — выдыхает. Молчит. — Тогда давно я думал, что это по-настоящему. Сейчас понимаю, что нет. И если честно, то я даже и не вспоминал бы о ней, если бы мы не встретились в ресторане, — он сбивает пепел прямо на пол. — Это все, что ты хотела знать, или есть еще что-то?
— Если бы у тебя была возможность изменить вашу с мамой встречу? — не унимаюсь я. Встаю с кресла и подхожу к нему ближе. Смотрю на его спину, потому как Громов повернут лицом к окну.
— Я не в силах этого сделать. Я не могу переписать свою жизнь. И поэтому не буду отвечать на твой глупый вопрос. Это все, никому не нужная полемика.
— А что относительно нашей с тобой встречи? — мне страшно услышать ответ на этот вопрос, но я все равно его задаю. Дура, упрямая. Игнорируя меня и мои слова, Егор молча обходит стол и двигается в сторону двери. Выходит, в коридор. Я иду за ним.
— Не иди за мной, — рявкает, шагая в сторону кухни. Но я упрямо мельтешу следом. Нет. Не потому, что не знаю ответа. В глубине души я понимаю, что он ничего бы не изменил, как и я. Все намного банальней. Мне просто хочется побыть с ним. Хотя бы еще немножко. Знаю. Это похоже на детский сад и ясельную группу. Можете осудить меня за это. Я себя тоже осуждаю.
— Мне важно знать. Я бы сказала, что теперь мне это принципиально. Особенно после твоей реакции, — пытаюсь догнать его, но он двигается быстрее меня.
— Не беси меня, Аня, — грубо кидает в мою сторону. — Или ты хочешь, чтобы я сорвался и наговорил ненужных вещей?
— Нет. Я просто хочу знать. Жалеешь ли ты о наших с тобой отношениях? — как баран стою на своем.
— Меня раздражают твои вопросы, — Громов включает на кухне свет и открывает шкафчик с алкоголем. Берет стакан и наливает в него виски.
— Мне все равно на это. Я хочу услышать ответ.
— Нет. Я не жалею. И ничего не изменил бы. Все? Тебя такой ответ устроит? — он опускает голову и отставляет нетронутый стакан в сторону. — Теперь проваливай. Я устал от тебя, — он идет дальше. Я за ним. Громов открывает какую-то дверь, и мы спускаемся вниз. Господи, я даже и не знала, что здесь на цокольном этаже есть сауна и бассейн. Егор снимает футболку и бросает ее в сторону. Смотрит на воду. Собрался купаться значит.
— Получается, что, по-настоящему ты никого и никогда не любил? — сознательно продолжаю доставать его.
— Ну почему же? У меня было по-настоящему. Один раз, — зло усмехается.
У меня дико подгорает в этот момент. Один вопрос: и где в этой истории я? Ой. Все. Выдыхай, Аня. Не злись. Все в жизни к лучшему. Легче переживешь все это дерьмо.
— И как? Понравилось? — начинаю язвить я и он это понимает. Моментально ловит мой вайб.
— Это было потрясающе. Но, быстро закончилось, — усмехается. Хотя, это больше похоже на оскал.
Мне кажется, что я сейчас заставлю его убить самого себя. Обидно. Очень. За себя обидно. Я тут терзаюсь муками выбора. В душе разыгралась целая драма. И все из-за чего? Из-за своих же фантазий. Поверила в сказку. Наивная дура! Хороший, жизненный урок. Спасибо. Запомню. Теперь понятно, почему он с такой легкостью отпускает меня за тридевять земель.
Он поворачивается ко мне, Я подхожу ближе и зло шиплю ему прямо в лицо: — А-а-а, ты именно поэтому такой недотраханный. И прыгаешь на все что двигается.
На его лице снова язвительная усмешка. А у меня внутри в геометрической прогрессии разрастается черная дыра.
— От части могу согласиться с твоими словами, — пожимает плечами. — Еще вопросы? — в голосе слышен сарказм.
— Нет вопросов. Я только хочу сказать, что ты Громов, сволочь! Гад. И мудак трахотун.
Между нами образовывается молчание. Егор со злости сжимает кулаки. Я боюсь, что он меня сейчас ударит. Но он просто делает глубокий вдох и внимательно смотрит мне в глаза. Внутри меня все клокочет от злости. Нет. Хватит. В задницу все это! Я разворачиваюсь и делаю шаг к выходу, но Громов перехватывает меня за руку и тащит за собой. Я поздно соображаю, что он хочет толкнуть меня в воду. А я ведь плавать не умею.
— В воду? Ты рехнулся? Отпусти меня! — начинаю вырываться и кричать. Но мужчина держит меня так крепко, что все, что мне остается, так это визжать как поросенку. Вода все ближе. — Я плавать не умею! Придурок, отпусти меня! — ору я, а вода все ближе и ближе ко мне. — Я же в одежде, — на мне теплые носки, джинсы и толстовка. — Она намокнет и потянет меня на дно. И тогда я точно утону!
Громов дергает меня за руку и разворачивает таким образом, что я оказываюсь впереди него. Толкает вперед. Под ногами я чувствую скользкие кафельные ступени. Мои ноги оказываются в воде. Становится прохладно. Вот вода по косточки. Вот уже по щиколотки.
— Ты псих! Выпусти меня, — продолжаю тщетные попытки сопротивления. Вода уже по колена. Громов и сам в штанах. Он все глубже толкает меня в воду. Пока та не оказывается мне по грудь. Я стараюсь тормозить ногами и тяну мужчину на себя. И-и-и… он наконец-то останавливается, а я разворачиваюсь к нему лицом.
— Остыла? — снова довольная ухмылка.
— Нет! Отвали от меня! Ты больной, псих! Ненавижу тебя! Я теперь заболею и умру, — я вырываюсь из его рук. Но, разве можно спастись из железной хватки этого мужлана?
— Тебе надо было остыть, — Егор смеется.
Ну да, для него же я просто, как истеричка, глупо барахтаюсь в воде.
— Ненавижу, — шепчу ему в лицо. Мои волосы намокли. Да и все остальное тоже. Благо, вода не такая холодная, как показалось на первый взгляд.
— В курсе. Давно это понял, — он с силой притягивает меня к себе. Ладонями упираюсь ему в грудь, и снова пытаюсь оттолкнуть его от себя. Ну, или себя от него. Мы, конечно, это уже проходили, но попытаться все же стоит.
Егор долго смотрит мне в глаза, а затем целует меня в губы. Я же снова начинаю с ним бороться. Но он перехватывает мои руки и заводит их за спину. Все. Конец. Капитулирую и отвечаю на поцелуй. В тот момент, когда мужчина расслабляется и отпускает мои руки, я резко вырываюсь и отстраняюсь от него.
— Совсем крыша поехала? — вытираю ладонью рот. Хочу выйти из этой мокрой ловушки. Делаю еще одну попытку, но снова безрезультатную.
— Да, — он вновь притягивает меня за руку и целует. Этот поцелуй еще нежнее, чем предыдущий.
Егор прижимается ко мне, но я отворачиваюсь. Своими хаотичными поцелуями он покрывает мое лицо. Глаза. Нос. Щеки. Висок. Подбородок. Губами спускается все ниже, подбираясь к шее. Мужчина удерживает меня силой. Это невыносимо приятно. Мои руки инстинктивно ложатся ему на плечи. Он ведет ладонями вниз опуская их сначала на талию, затем на ягодицы. Я чувствую то, как сильно он возбужден. Блин… Егор возвращается к губам. Я со стоном выдыхаю прямо ему в рот и отвечаю со всей страстью. Языки сплетаются. Господи, как же он чувственно целуется. Я хочу, чтобы он целовал так только меня. Слышу, как учащенно он дышит. Мне становится жарко. Безумно жарко от него. Особенно внутри. Я стараюсь ухватиться за него, но мои руки скользят, по твердому, мокрому телу. Цепляюсь ногтями и оставляю красные борозды на плечах. Стон. Мой. Его. Черт. Мы оба задыхаемся от возбуждения и какой-то безумной страсти. Все. Не могу больше сдерживаться. Мое настроение сейчас похоже на скачущий график синуса и косинуса. Ком в горле. Глаза щиплет. Это все невыносимо. Слезы текут по щекам. Я так больше не могу. Хочу быть с ним. Только с ним. Мне больше никто не нужен. Громов отстранятся и ведет носом по щеке, ловя губами дорожки от слез. Хочу обнимать его по утрам. Хочу, чтобы он защищал меня. Заботился обо мне. Каждую ночь засыпать с ним хочу.
— Егор, — из-за слез мой голос похож на воронье карканье. — Я… я…
— Маленькая моя, не плачь, — хрипит мне на ушко. — Прошу тебя, не плач, — чувствую поцелуй на шее. — Ты улетишь в Италию. И так будет лучше для всех нас. Просто, поверь мне, — он мягко отстраняется от меня и смотрит в глаза.
