я засунула в уши кусочки бумажных полотенец, чтобы приглушить музыку, пока я работала. Я соврала ей, что у меня то и дело бывает мигрень, но на самом деле я просто не люблю никакую музыку.
Любая песня напоминает мне о чем-то плохом из моей жизни, так что я предпочитаю вообще их не слышать. Она сказала, что у нее есть наушники и она может завтра принести их мне. Но пока музыка была единственным, что мне не нравилось здесь. Если в тюрьме и было что хорошее – так это отсутствие музыки.
Роман открыл заднюю дверь и, казалось, удивился, увидев меня сидящей на ступеньках, но все равно спустился в проезд, перевернул одно из ведер, сел на него и вытянул свои длинные ноги.
– Ну, как первый рабочий вечер? – спросил он.
– Хорошо. – Я заметила, что Роман прихрамывал и сейчас вытянул ноги так, словно они болели. Я не знала, новая ли это травма, но подумала, что если да, то ему надо бы как-то поберечь себя сегодня. Он бармен; им никогда не удается присесть. – У тебя болит нога?
– Это старая травма. Начинает ныть по погоде. – Он засучил штанину и показал длинный шрам на колене.
– Ой. Как это случилось?
Роман откинулся на кирпичную стену здания.
– Травма футболиста-профи.
– Ты тоже играл в профессиональный футбол?
– Я играл за другую команду, чем Леджер. Я б лучше сдох, чем играл бы за «Бронко». – Он указал на свое колено. – Это случилось через полтора года. И моя футбольная карьера завершилась.
– О, мне очень жаль.
– Издержки профессии.
– А как получилось, что ты работаешь тут у Леджера?
Он смерил меня взглядом.
– Я мог бы спросить то же самое у тебя.
Ну что ж, справедливо. Я не знала, что именно Роман знает про меня, но Леджер упоминал, что он единственный тут, кто знает, кто я такая. Следовательно, он знал все.
А говорить о себе мне не хотелось.
Но, к счастью, и не пришлось, потому что проезд осветили фары, и грузовик Леджера встал на свое обычное место. Почему-то именно в этот момент Роман вернулся в бар и оставил меня в одиночестве.
С уходом Романа и появлением Леджера я напряглась. Мне было неловко, что я сижу тут на лестнице. Едва Леджер открыл дверцу машины, я сказала:
– Я работаю, клянусь. Просто ты подъехал как раз, когда у меня перерыв.
Леджер вышел из машины и улыбнулся так, словно мое объяснение показалось ему излишним. Не знаю, почему я так отреагировала на его улыбку, но у меня внутри все сжалось. В его присутствии во мне все начинало гудеть, как будто меня наполняла нервная энергия. Может, потому, что Леджер был единственным звеном, связывающим меня с дочерью. Может, потому, что я начинала думать о том, что произошло между нами в этом проезде всякий раз, закрывая ночью глаза.
А может, потому, что он теперь мой босс и я не хочу потерять эту работу, а сама сижу тут, ничего не делая. Я внезапно ощутила себя убогой тупицей.
Мне больше нравилось, когда его тут не было, так мне спокойней.
– Как тут дела? – Он оперся о свой грузовик, как будто никуда не спешил.
– Хорошо. Со мной все очень милы.
Он приподнял бровь, словно бы не поверил мне.
– Что, и Мэри Энн?
– Ну… Со мной она очень милая. А вот о тебе, может, кое-чего и сказала. – Я улыбнулась, чтобы он понял, что я шучу. Но она и правда намекала, что он взял меня на работу только потому, что считает меня хорошенькой и пытается заставить ревновать свою бывшую. – А кто такая Леа?
Леджер откинул голову к машине и зарычал.
– Ну и кто из них заговорил про Леа? Мэри Энн?
Я кивнула.
– Она сказала, вы в этом месяце должны были пожениться.
Казалось, Леджеру неловко, но я не собиралась заканчивать этот разговор из-за его неловкости. Если он не хочет говорить об этом, он не обязан. Но я заинтересовалась, так что выжидала, какой ответ он придумает.
– Если честно, когда я смотрю на это, то все выглядит очень глупо, – сказал он. – Все это расставание. Мы поссорились из-за детей, которых у нас даже еще не было.
– И из-за этого разорвали помолвку?
Он кивнул.
– Ага.
– Как же вы поссорились?
– Она спросила, стану ли я любить наших будущих детей больше, чем Диэм. А я сказал, нет, я буду любить их точно так же.
– И она рассердилась?
– Ее беспокоило, сколько времени я провожу с Диэм. Она сказала, когда у нас будет своя семья, мне придется меньше думать о Диэм и больше – о нашей семье. И тут у меня будто открылись глаза. Я понял, что она не видит Диэм в нашей будущей семье, как я. И после этого я… ну, просто… наверное, вычеркнул ее.
Не знаю, почему я ожидала, что их ссора произошла из-за чего-то более серьезного. Люди обычно не расстаются из-за гипотетических ситуаций, но то, что Леджер видел свое счастье связанным с Диэм и не стал связывать жизнь с тем, кто не уважал этого его решения, многое говорило о нем.
– Леа, судя по всему, изрядная стерва, – полушутя сказала я, и Леджер рассмеялся. Но, чем больше я об этом думала, тем больше меня это раздражало. – Хотя, знаешь, если серьезно. Пусть лопнет, раз думала, что Диэм не достойна такой же любви, как дети, которых даже вообще еще нет.
– Именно. Когда я расстался с ней, все думали, что я спятил, но для меня это стало предвестником грядущих проблем, с которыми мы бы встретились по пути. – Он улыбнулся мне. – Смотри-ка, а ты тоже сумасшедшая мамаша. Теперь я не чувствую себя таким уж психом.
Едва он сказал это – признал меня матерью Диэм, – мое сердце провалилось куда-то в пустоту. Такая простая фраза, но услышать такое от него оказалось для меня всем.
Даже если это вырвалось у него случайно.
Леджер выпрямился и запер машину.
– Пойду-ка в бар. На парковке много машин.
Он не сказал, куда уезжал на несколько часов, но я почему-то чувствовала, что это имело отношение к Диэм. Но вообще-то он мог пойти и на свидание, что волновало меня почти в той же степени.
Пусть я не могу стать частью жизни своей дочери, но та, с кем встречается Леджер, войдет в ее жизнь, что автоматически вызывало мою ревность к этой девице, кем бы она ни была.
По крайней мере это не Леа.
Чтоб ей лопнуть.
Роман втащил в кухню полный
