спасательные шлюпки? В самый страшный шторм они могут даже перевернуться, но всё равно примут правильное положение. И поплывут себе дальше, к надёжному берегу. Могу я посмотреть вашу ладонь? - неожиданно спросил он.
- Посмотрите, - она протянула ему руку.
У него были сильные, мягкие и удивительно тёплые пальцы. Он водил ими по линиям ладони и говорил что-то о судьбе, о жизни, о холме Венеры. Нина плохо слушала его. Она и сама знала всё о своей судьбе, но сейчас ей был необходим этот мягкий заботливый голос, и ей хотелось, чтобы он не замолкал ни на минуту.
Но он всё же, замолчал, когда притянул её пальцы к своим губам.
- Вот видите, - сказала она, не отнимая руки, - Вы и так всё обо мне знаете. А я о вас не знаю ничего.
- У нас будет ещё много времени. Вы узнаете всё, что захотите узнать. От вас я не смогу ничего скрыть.
Он поцеловал её запястье, и подсел ближе, и взялся за другую её руку, а Нина гладила его по щеке, по виску, где поблёскивали несколько седых волосков, и вдруг его губы оказались прямо перед её лицом, и она закрыла глаза…
Они замерли в долгом поцелуе, наклонившись, друг к другу над кухонным столом. Наконец, Нина оторвалась от него и встала.
- Нет, подожди, - прошептал Михаил и тоже встал и обнял её, с силой прижимая к себе.
От его рук и широкой выпуклой груди в Нину словно вливалась какая-то сила, и она тоже сжала его в объятии. Её руки обвили его шею, и губы слились жарко и жадно.
- Иди сюда, - шепнула она и провела его в спальню.
Включив ночник, она откинула одеяло и сказала:
- Ложись. Я сейчас.
Ей не хотелось при нём рыться в вещах, отыскивая пеньюар, поэтому она вернулась из ванной, завернувшись в длинное полотенце. Нина выключила свет, и он разочарованно протянул:
- Зачем? Я так хотел тобой полюбоваться…
Она заглушила его слова поцелуем, и он послушно подвинулся и был ласков, терпелив и нетороплив…
Нина сама себе удивлялась. Впервые в жизни она не ждала, не уступала, не подчинялась - она вела себя с Михаилом так, как Саша вёл себя с ней. Она ласкала его, и направляла его руки туда, куда требовало её тело. Но, он и сам угадывал все её желания, и им не нужны были слова…
Только когда он, уже немного задыхаясь от нетерпения, вдруг замедлил свои движения, она поняла его и прошептала: «Ни о чём не думай. Сегодня мне можно…»
Потом, лёжа на его руке, она слушала его тихий голос и целовала его мягкие пальцы, один за другим. Пальцы сами сменяли друг друга на её губах, потом скользнули по скулам, по щекам, по шее…
- Ты безумно красива даже в темноте, - проговорил он.
- Нет, я толстая и бледная, - призналась она в том, что мучило её всё последнее время. Ей и в самом деле было страшно видеть своё тело в зеркале. Нина знала, что вышла из формы, но ведь ей не для кого было сохранять красоту.
- Ты худая, как цыплёнок, и твоя кожа светится в темноте, - сказал он.
- Спи, - приказала она ему, как маленькому.
- Вот ещё. Я боюсь закрыть глаза даже на секунду. А вдруг открою - а тебя нет. Я не переживу, если ты исчезнешь.
- Я не исчезну.
- Честное слово?
- Честное пионерское.
Его рука осторожно выскользнула из-под её головы, и он прошлёпал босиком в ванную, прикрывшись её полотенцем.
Когда он вернулся, в спальне горел ночник.
- Хотела тобой полюбоваться, - смеясь, сказала Нина. - У тебя красивые ноги.
- У тебя тоже ничего, - ответил он, неожиданно сдёрнув с неё одеяло.
Она села в постели, поджав колени к груди.
- Кошмар. До чего я дошла. Вот никогда не думала даже, что смогу целоваться с посторонним человеком.
- Какой же я посторонний. - Он сел на постель, и положил её ноги себе на бёдра, лаская её колени. - Мы теперь с тобой повязаны одной ниточкой. Мы ведь с тобой теперь подельники. Совместный угон государственного транспортного средства. Совершённый по предварительному сговору и с особым цинизмом. Как думаешь, много нам светит за угон трамвая?
Она не дала ему договорить, потому что его мягкие широкие губы слишком сильно манили её, и Нина снова притянула Михаила к себе…
Работа на рынке имеет свои достоинства - ты всегда можешь принести домой безупречно свежие, отборные овощи, фрукты и зелень. Не говоря уже о рыбе.
Нина нарезала тонкой соломкой очищенные яблоки, морковь и огурчики, всё перемешала в своей любимой чёрной миске. Полила соком лимона и заправила сметаной. Сверху украсила ломтиками помидора, не забыв их посолить и поперчить.
На вкус помидоры оказались сладковатыми, и Нина решила, что они прекрасно подойдут для болгарского омлета. Она ошпарила один, самый красный, томат и сняла с него шкурку. Нарезала кружками и бросила в шипящее масло на сковороде, где уже поджаривались красные стружки сладкого перца. Туда же отправился зелёный лучок. Пока зелень жарилась, Нина взбила яйца с молоком, добавив чуть-чуть муки и соды. Осторожно, чтобы не расплескать кипящее масло, залила взбитой массой пассированную зелень и быстро переставила сковороду в духовку. Вот теперь от неё требовалось внимание - надо было уловить момент, когда корочка на омлете станет достаточно румяной. Но тут зазвонил телефон.
- Будьте добры, Михаила Анатольевича.
- Вы не туда попали, - Нина бросила трубку и кинулась к духовке.
Телефон зазвонил снова, но Нина успела вынуть сковородку с омлетом и установить её на деревянную подставку.
- Барышня, я всегда попадаю туда, куда надо. Позовите Михаила Анатольевича. Немедленно.
Женский голос в трубке звучал сухо, но никакого раздражения в нём не было. Можно подумать, что на другом конце провода привыкли к тому, что Михаила Анатольевича подзывают к трубке только после долгих уговоров.
- Ничем не могу помочь, - ответила Нина. - Здесь нет никакого…
Она осеклась на полуслове, вспомнив, что в её постели сейчас нежится человек, которого зовут Михаил. Этой ночью она не спросила о его отчестве, как не спрашивала вообще ни о чём.
Почему бы ему не оказаться Михаилом Анатольевичем?
- Простите, - сказала она. - А кто его спрашивает?
