Высокий, как для подростка. За шлемом не видно лица. Куртка скрывает широкие плечи, а на колене зияет дыра. Так вот, кому дочка хотела понравиться? Носила изорванный хлам.
Я наблюдаю её нетерпение в зеркале заднего вида. Сегодня она позади, и тонировка ему не позволит увидеть объект своих грёз. Хотя она вероятно, писала. И сейчас продолжает писать!
— Если узнаю, что ты сидишь на уроках в смартфоне, конфискую! Понятно? — пугаю её.
Динка кусает губу:
— Хорошо, ма! Я на уроках не буду.
Сигнал загорается. Лихо стартуем, оставив его позади. Решив поддразнить, я два раза сигналю. И вижу, как дочка прижалась к стеклу.
— Он учится где-то? — бросаю сурово.
Она, чуть смутившись, кивает:
— Ага, в другой школе. У него в этом году выпускной!
— Уже? — удивляюсь, — Ведь ты же сказала, он — Денькин ровесник?
Динка тушуется:
— Да! Просто он с шести лет ходит в школу, а ещё пропустил один класс.
— Это как?
— Ну, программа такая! — раздражается дочка. Но потом замолкает, опасливо глядя сквозь завесу пушистых ресниц, — Ма, а ты же папе не скажешь?
Я про себя усмехаюсь. Ну, вот вам и повод задуматься! Кто Динке ближе, Илья или я?
— О чём? О твоём поведении?
Динка пыхтит, признавая вину:
— Про Гошу. Ну, он же убьёт и его и меня! А Игорь хороший! Он ничего плохого не сделал!
— Зато ты сейчас делаешь меня сообщником, — поучительно фыркаю я.
Сама же победно ликую. Во-первых, Илья выбывает! Там, где речь о любви, его мнение мало кому интересно. Во-вторых, у меня появился свой собственный козырь. И я тут же спешу применить его в деле:
— Окей! Но тогда обещай мне, что больше не станешь устраивать мне нервотрёпки. Дома быть в девять, и никаких сигарет!
Динка стыдится смотреть мне в глаза. Понимает, что вышла из зоны доверия.
— Обещаю, — кивает она.
Я решаю усилить эффект. Приплетаю отца:
— Первый же выговор, и отправишься к папе! Он быстро помножит на ноль твою личную жизнь.
Динка вздыхает, закатив свои тёмные глазки:
— Да, поняла, поняла.
— Вот и отлично! — смотрю на неё. А сама удивляюсь тому, как неожиданно всё обернулось.
Ещё накануне я волновалась, что Динка сбежит от меня! А теперь мне вернули дар речи. Я снова жива. Моё слово опять что-то значит. А сердце стучит, как мотор у Фиата. Будто я и сама стала юной. Влюбилась впервые! Будто это меня провожали до школьных ворот чьи-то настырные фары.
— Иди, получай пятёрки, — напутствую я.
И Динка, как птичка, клюёт меня носом. Порхает, спешит. Примыкает к общительной стайке подружек.
Какое-то время стою, а потом выезжаю на главную. Следующий пункт — мой отдел в современном ТЦ меж высоток. Хорошо, когда в деле есть люди, которым можно довериться. Таким человеком и стала Викуля! Мы с ней вместе с самых азов, почти с первых дней моего небольшого отдела. Сперва — небольшого! Теперь же он вырос и стал называться «Мари».
Оказалось, что леди, которые в нём наряжались, не готовы его променять. У всех есть машины, и лишний раз прокатиться по городу им не в напряг. Кроме того, в новостройках есть много семей. И для нас обнаружилась новая ниша — одежда для будущих мам. Я отвела для неё целый угол. Благо, что места хватает для всех! Не то, что в ТЦ, где я раньше стояла. Там один пятачок 2*2 стоил больше, чем весь мой отдел вместе взятый.
— Настенька Витальевна, здравствуйте, — слышу с порога.
— Здравствуй, Викуль!
Мы говорим о продажах, обсуждаем детей. У неё есть заботливый муж. Он теперь забирает малышку из детского сада. А я подняла ей зарплату, чтобы больше старалась и была моей правой рукой.
Уезжаю с деньгами. Покупаю багет и спешу на обед! Витя сегодня оставил рабочее место, чтобы меня накормить. На обед будет суп. Приготовленный тётей. Та волнуется, ездит к нему. Только бы не исхудал! А он, хоть и не бедствует, но позволяет себя подкормить.
Мне даже стыдно немного! Ведь я — его девушка. Я должна его потчевать и готовить обеды. И я обещаю себе наверстать. Вот всё утрясётся, и скоро он будет гостить у меня и питаться борщом.
— Солнце! — встречает одетый, точнее, раздетый по пояс «бойфренд».
Мой любимый механик! Хоть поломка моя неисправна, Витя с лёгкостью справился, и почти починил мою повреждённую душу.
Я ныряю в объятия. Слышу биение сердца под кожей. Роняю к ногам свой багет. И дышу в унисон с этим жарким, родным и таким вкусно пахнущим телом.
Мы едим, а потом… Занимаемся сексом. Я лежу у него на груди, наслаждаюсь моментом. Боже мой, как же мне хорошо! Я готова вот так пролежать до темна. Я готова отдать ему весь свой запал, весь заряд нерастраченных чувств. Может это, и правда, любовь?
Я давно перестала их сравнивать с бывшим. Ведь постель — не единственный повод сравнений. Хотя даже в постели он лучше, он жарче Ильи! Он — другой. И в его непохожести я сумела найти тот забытый кусочек себя. Я любима, желанна. И в такие моменты, как этот, я готова забыть обо всём…
— Так что, думаешь Динка готова принять твоего ухажёра? — интересуется Витя.
— Нууу, я же её — приняла, — отвечаю задумчиво.
— Так она не знакомила с тобой своего Игорька, — он смеётся. А я представляю себе, кто из нас — я, или Динка, боится сильнее?
— Дело времени, — фыркаю я, — Боюсь, что они разбегутся быстрее.
— А мы? — отзывается Витя.
Я продвигаюсь к его животу. И чуть ниже… Туда, где он всё ещё твёрд.
— А сам как думаешь?
Он прижимает к себе, жарко дышит в затылок:
— Хотелось бы верить, что нет.
Выдыхаю игриво:
— Только, если ты не найдёшь мне замену. Холостую, бездетную, юную.
— Фу! — кривится он, — Терпеть не могу таких!
Я смеюсь, но в душе опасаюсь. И приникаю к нему всем своим существом.
— Ты меня не обманывай только, — шепчу, — Если встретишь кого-то, скажи! Обман хуже смерти.
Витя берёт меня за подбородок, смотрит глазами в глаза. Он ещё не остыл от любви. Я ещё не остыла! И связь между нами крепка. Мне так хочется верить в её нерушимость.
— Я люблю тебя, — произносит он фразу с такой простотой. Будто знал эту правду давно.
Я ощущаю, как слёзы ползут по щекам. Он вытирает их пальцами:
— Ты не спеши отвечать, ты подумай.
А я не спешу. Просто знаю, что сердце стучит. И позволяю ему целовать свои влажные губы. И вновь раскрываюсь, впускаю в себя. И шепчу в исступлении:
— Я тебя тоже.
Глава 41. Илья
В офисе перемены, о которых я узнаю, лишь возникнув в дверях своей «директуры». Нюра слегла с обострением! Какая именно из многочисленных болячек обострилась, я не знаю. Но посылаю ей яркий букет и корзину с фруктами на дом.
Нюра не просто моя секретарша, она — мой ответственный страж. А теперь все, минуя приёмную, стучатся ко мне прямо в дверь. Я возмущаюсь! Звоню в отдел кадров. И велю мне прислать хоть кого-нибудь, и побыстрее. И они присылают…
— Илья Давидович, — мурлычет смеющийся голос.
Софа вплывает в мои кулуары на шпильках, в чулках и в такой тесной юбке, сквозь которую видно не только ложбинку между её ягодиц, но и сами они, так и просятся шлёпнуть.
Я, откинувшись, шумно вздыхаю. Хочется выдавить что-нибудь, вроде приветствия. Но я не могу! Держусь из последних, чтобы её не послать.
— Я как узнала, что вы одиноки, так сразу решила наведаться к вам, — делится Софа с притворным кокетством, и поправляет свой локон.
Рубашка на ней исключительно белая. Не придраться! Все части тела прикрыты, но вид у наряда такой, будто она без него. Грудь выпирает и силится вылезти прочь из разреза. Три пуговки сверху расстёгнуты. И когда она чуть нагибается, то колыхание полных грудей отзывается дрожью во всём моём теле.
— Что ж, приступай к работе, — отвечаю сурово и сам углубляюсь в отчёт.
София, подумав, садится на угол стола. И в разрезе юбчонки мне виден чулок.
— А может быть, кофе? — произносит она с придыханием, — С булочкой.
