— Котик, зову тебя, зову, уснул, что ли?
Ирина Львовна вплыла в спальню в коротком атласном халатике. Под халатиком колыхалась внушительная грудь. Пашкин не пошевельнулся при ее появлении, продолжая курить, развалившись на малиновых атласных простынях.
— Я задумался, мамочка.
— О чем же мой котик думает? — Ирина Львовна вытянула губы в трубочку, и Пашкин отчетливо увидел короткие волоски усиков на ее верхней губе.
— Мамуль, ты не устала?
— Разве я могу устать от своего котика? Ну, поцелуй мамочку, маленький!
«Маленький» увернулся, с трудом маскируя раздражение под усталость. Но Ирина Львовна приняла неосторожное движение Пашкина за любовную игру и, моментально включившись, — наклонилась и ухватила зубами резинку его черных трикотажных трусиков. Изображая из себя не то тигрицу, не то волчицу, она принялась сдирать с него это липовое покрытие. При этом она пыталась рычать, что совсем уж не шло ей. В зеркале напротив кровати Пашкин увидел зад Ирины Львовны, вынырнувший из-под короткого халатика. Это обстоятельство немного взбодрило Пашкина. Он некоторое время понаблюдал в зеркало, как «мамочка» возится с его трусами, а затем дернул за поясок и потянул на себя халатик. Тот накрыл голову Ирины Львовны, обнажив остальное.
— Проказник, — игриво протянула она и в следующий момент живо прыгнула на своего молодого любовника, как хищник на загнанную в погоне добычу.
После двух часов борьбы с «мамочкой» Пашкин стоял под душем и думал о том, как вернется домой и завалится спать. Нужно будет отключить телефон. Номер сотового она не знает. Придется на время уйти в подполье. Хватит. Он устал от нее.
Еще, как назло, американец не торопится в свою Америку. Придется подкинуть ему документы, пусть укатывает. Хорошо хоть он, Виктор, уничтожил только бумаги по поводу наследства. Паспорт оставил. А то этот придурок год бы тут околачивался без паспорта. Они там, в его фирме, небось все места под солнцем поделили, и старый управляющий нужен им теперь как корове варежки.
Пашкин завернулся в махровую простыню и вышел из ванной. Ирина звенела ложками на кухне. Он прошел в гостиную, обставленную как кабинет.
«Умеют бабы устроиться», — подумал он, упав в мягкое кожаное кресло и лениво оглядывая интерьер. Два книжных шкафа красного дерева, уходящие под самый потолок. Один полон классикой в строгих переплетах. Все новое, вряд ли прочитанное. Другой набит современной беллетристикой — сплошь суперобложки, тисненные золотом. Детективы, любовные романы. «Ну, этого мы начитались», — подумал Пашкин и пробежал глазами полку с видеокассетами. Нечего смотреть, одна бредятина — мелодрамы. У окна, рядом с письменным столом, — видеодвойка, а внизу, в стеклянной тумбочке, — музыкальный центр.
«И откуда у нее бабки?» — вяло подумал он, почесывая пятку о жесткий ворс ковра. Взять хотя бы его, Виктора. Он с девятнадцати лет пашет. С Макуней уже десять лет как в одной упряжке, такие деньги в руках держал, этой Ирине и не снились. И, однако же, нет у него квартиры в элитном доме, вот так обставленной, всего этого комфорта, всех этих мелочей приятных и недешевых. Почему? Да все как-то казалось — потом. Все — не важно. Главное — сегодня погулять. Да и на любовниц всегда много денег уходит… Вот! На любовниц! Не сама же заведующая детским садом могла все это заработать? Конечно, такие вот лопухи, как он, и содержат ее. Факт. Ну, с него она, допустим, деньги не тянет. В другом все соки высосала. Но это потому, что он молодой. А если старичок богатенький, то, конечно, деньгами. Вон она как одевается! Шуба — не шуба, сапоги — не сапоги…
Непонятная злость на весь женский род неожиданно поднялась в нем и заставила пылать уши. Уши всегда выдавали его внутреннее состояние. Вот ведь оно, бабье! Вампиры!
Пашкин встал и подошел к письменному столу. Деловая! У всех гостиные как гостиные — журнальный столик там, финтифлюшки разные. А у этой же письменный стол во все окно, компьютер. Вроде того: вот я какая вся из себя начальница, что мне и дома отдохнуть некогда. А может, у нее бизнес подпольный какой? Пашкин взял первую попавшуюся бумажку на столе и пробежал глазами. Справка на какого-то ребенка. Взял другую — аналогично. В левом верхнем углу — фотография. Девочка лет пяти. Родители — прочерк. Диагноз — пиелонефрит. К бумажке скрепкой прикреплены еще несколько. Пашкин глянул — данные на какого-то иностранца. Следующая бумажка — данные на женщину с такой же иностранной фамилией. Понятненько. Усыновители.
— Котик скучает? — Ее голос возник за спиной так внезапно, что Пашкин вздрогнул.
— Ехать пора, — отозвался он, — а то стемнеет.
— А ты оставайся, — проурчала она, забирая у него справку и усаживаясь на письменный стол прямо на ворох бумаг.
— А что это ты работу на дом берешь? — уходя от ответа, спросил Пашкин. — Какая необходимость?
— Денежная, — промурлыкала Ирина Львовна, притягивая его к себе. — За срочность, мой мальчик, у нас знаешь какие денежки бывают? Зе-ле-ненькие. — Она дернула за край простыни, и Пашкин, не ожидавший подобного маневра, не успел отреагировать. Простыня упала, оставив его совершенно голым, с пылающими ушами.
— Дура! — не выдержал он и дернул на себя простыню. Ирина Львовна дернулась вместе с простыней и спрыгнула со стола, повалив на пол ворох бумаг.
— Ты уже на почве секса свихнулась, — огрызнулся Виктор, пытаясь замотать простыню. — Тебе вопрос задали, а ты как…
— Ну ладно, ладно, чего раскипятился? Если тебе так интересно — расскажу. Помоги-ка мне собрать.
Пашкин секунду колебался, а потом все-таки подошел и стал вместе с ней собирать бумаги.
— Видишь ли, последний год меры по усыновлению ужесточились, теперь целый год приходится готовить необходимые документы.
— Это почему?
— Ну, наши дети больные, усыновляют их в основном иностранцы. Некоторые там, наверху, считают, что генофонд нации за границу вывозят. Вот и завинтили гайки, чтобы поменьше было желающих наших детей усыновлять. А какой там, прости господи, генофонд…
— Но желающих не убавилось?
— Куда там! И всем надо побыстрее. Ну вот и приходится помогать. — Ирина Львовна неопределенно хмыкнула. — За скорость нас хорошо благодарят.
— И за какое время можно оформить со скоростью?
— Да хоть за два дня, если постараться. Пашкин присвистнул.
— Значит, приторговываете детишками, мадам? Ирина Львовна поморщила носик и выпрямилась.
— Зачем же так грубо, Витенька? Мы помогаем им обрести вторую родину. Вылечиться. Это святое дело. А что о своем благе попутно заботимся, так как же иначе? Мужа у меня нет, приходится самой суетиться.
