– Почему ты уехала?
– Ну, когда-то я должна была собраться и уехать, Джордан, – сказала она и впилась ногтями в ладонь. – Мы оба знаем, что наша работа закончена.
– Работа?! – Если бы он не сдерживал себя изо всех сил, он бы ее сейчас ударил. Он не ожидал, что она может причинить ему такую боль. Джордан грубо встряхнул ее за плечи. – Значит, все между нами кончено? Кэйси стала дрожать с головы до ног, но он, казалось, не обращал на это внимания. Она еще никогда не видела его таким. Он был груб и разъярен. Пусть уж он ударит ее, лишь бы сцена эта окончилась.
– Будь ты проклята! – Он снова тряхнул ее, почти сбив с ног. – Неужели ты не могла мне прямо обо всем сказать, сама? Ты трусливо сбежала!
Кэйси снова уцепилась за край комода. Ее стало подташнивать.
– Но, Джордан, так лучше. Я…
– Лучше?! – прорычал он, и Кэйси вздрогнула. – Для кого? Если у тебя не хватило порядочности подумать обо мне, то об Элисон-то ты могла вспомнить?
Нет, сейчас она не выдержит. Это уж слишком.
– Я попрощалась с Элисон, Джордан. Ты можешь мне в этом поверить.
– Как я могу верить хоть единому твоему слову? Элисон просто вне себя от горя. Гляди на меня.
Он схватил ее за волосы и отогнул голову назад.
– Я час провел, утешая ее, так она плакала. Я убеждал ее в том, чего сам не понимаю.
– Я поступила так, как должна была поступить.
У нее стала кружиться голова. Она должна заставить его уйти и побыстрее.
– Джордан, ты слишком много выпил. – Теперь она говорила на удивление спокойно. – И ты мне делаешь больно. Я хочу, чтобы ты ушел.
– Но ты же говорила, что любишь меня. Кэйси сглотнула и выпрямилась.
– Теперь я думаю иначе. – Она смотрела, как кровь отливает от его лица.
– Думаешь иначе? – тихо повторил он.
– Да. А теперь уходи и оставь меня. У меня утром самолет.
– Шлюха, – прошептал он, притискивая ее к себе. – Нет, я уйду, когда тоже кончу с тобой. У нас ведь, кажется, назначено свидание.
– Нет. – Испугавшись, она попыталась вырваться. – Нет, Джордан.
– Нет, мы сейчас с тобой закончим то, что ты начала. Здесь. И теперь.
. И он впился губами в ее рот, оборвав возражения. Кэйси пыталась оттолкнуть его, почувствовав дикий страх. Неужели даже это он отнимет у нее, воспоминание о радости любить и быть любимой? Он тащил ее к постели. Она отбивалась, но он был сильнее, он обезумел от ярости. «Что же мы такое творим друг с другом?» – пронеслось у нее в голове. Сознание помутилось. Его руки, словно беснуясь, срывали с нее одежду.
Перед ее глазами проплыло холодное, спокойное лицо Беатрисы.
«Я не позволю вам так с нами поступать».
Кэйси перестала отбиваться. Под его губами ее губы стали мягче, уступая. «Я могу дать тебе это, – мысленно сказала она Джордану, и страх ее улегся. – Одна, последняя ночь. Ей все-таки не удалось отнять ее у нас». Она перестала думать и позволила себя любить.
Кэйси проснулась. В окно бил слепящий свет. День был в разгаре. Она застонала, словно автоматически продолжая протестовать, и повернулась на бок. Протянув руку, она нащупала возле себя пустоту. Кэйси открыла глаза. Джордан ушел. Она с трудом села и быстро оглядела комнату, пытаясь обнаружить хоть какие-то намеки на его присутствие. Положив руку на соседнюю подушку, она убедилась, что та холодна.
Когда он ушел? Она помнила только, что они снова и снова любили друг друга, молча, в отчаянии. Она думала, что он тоже спит и что несколько часов они провели рядом, совершенно помирившись. Ей необходимо было в этом убедиться.
Да, никто у нее не сможет отобрать эти последние часы, проведенные вместе с ним. Он не был с ней нежен, да этого и трудно было ожидать, но она необходима ему. Она почти успокоилась. Кэйси надеялась, что эта ночь утолила и его боль, пусть даже он по-прежнему сердится. Она сомневалась, что Джордан когда-либо простит ее. Кэйси встала. Как бы то ни было, надо успеть на самолет.
Тут она увидела конверт на туалетном столике и долго на него смотрела. Может быть, лучше притвориться, что она и не видела его? Что может скрываться в нем, кроме новых страданий? Но прежде чем Кэйси успела все как следует обдумать, она уже держала конверт в руке. Открыв его, она прочитала:
"Кэйси.
Прошу извинить мое вчерашнее поведение. Это не утешит тебя, но больше мне нечего сказать. Понимаю, что гневом не оправдать того, что случилось. Я сожалею об этом больше, чем о каком-либо ином своем поступке.
Оставляю чек за прошлый месяц. Надеюсь, ты понимаешь, чем ты меня одарила на самом деле, потому что у меня нет слов выразить это.
Джордан".
Кэйси прочла письмо раз, потом второй. Да, она была права – надо было оставить все как есть. Меньше знаешь – лучше спишь. Она скомкала листок в руке, затем уронила его на пол. «Он сожалеет», – подумала она и медленно взяла чек. Теперь она была уже совсем спокойна. Просто кладбище эмоций. Она быстро взглянула на сумму и усмехнулась.
«Ты щедр, Джордан. Да, ты щедрый человек». Она методично разорвала чек на мелкие кусочки и тоже бросила их на пол. «Твой бухгалтер с ума бы сошел».
Нет, больше она плакать не станет. Да и слез не осталось. И, прерывисто вздохнув, Кэйси взяла сигарету.
«В Монтану», – решила она молниеносно. В Монтане сейчас шесть футов снега и чертовски холодно. Не время ехать домой. Там она сразу рассыплется на куски. И Кэйси бросилась к телефону, готовая немедленно изменить свои планы.
Доктор Эдвард Бреннан выключил зажигание в старом «Понтиаке». Солнце понемногу садилось, а он целый день на ногах, да и спина давала о себе знать. «Старею», – подумал он. Бывали дни, когда он мог принять трех младенцев, удалить пару гланд, вправить мениск и сделать трем семьям противогриппозные прививки – и все это до ленча.
Наверное, пора брать напарника, молодого человека со свежими идеями. Доктор Бреннан любил свежие идеи. Он улыбнулся и стал смотреть на закат. Очень скверно, что Кэйси не выбрала медицину. Она стала бы чертовски хорошим врачом. Как бы замечательно она вела себя у постели больного, для этого нужно иметь особый талант, и он у нее есть.
Солнце бросало оранжевые отблески на снежный склон его горы. Доктор был большим собственником во всем, что касалось его небольшого участка земли. Он так и говорил: «моя гора», «мой закат». У него всегда появлялось это чувство, когда он пребывал в одиночестве. Хорошее чувство. Оно позволяло ему оставаться в форме.
Открыв дверцу машины, он достал сумку с хлебом домашней выпечки и банками варенья, которые ему навязала миссис Оутс за то, что он вылечил ее сына от ветрянки. Сейчас он с удовольствием попьет кофе с этими дарами. А потом, подумал он, выпрямляя затекшую спину, он, возможно, позволит себе и немного виски. Фляжку та же миссис Оутс сунула ему в карман, когда он уходил. Оутсы владели лучшим перегонным кубом на восточной стороне горы.
