— На перекличке мог быть и Гейб, раз они похожи.
— Не исключено.
— Где он, кстати? Он должен был прибыть к нам еще час назад.
Джессика пожала плечами.
— Ну, лучше ему протрясти свою задницу и поскорее явиться к нам. И заодно прихватить с собой водительские права, как я ему велел, — вспылил Рэфи, — а не то я…
— Не то вы что?
— Не то я притащу его сюда за шкирку.
Она медленно опустила кружку, и внимательные, непроницаемо темные ее глаза заглянули в самую глубь его глаз.
— Притащите его сюда за шкирку, а за какое такое преступление, Рэфи?
Не удостоив ее ответом, Рэфи налил себе еще кофе, положил туда два куска сахара, против чего Джессика, чувствуя его настроение, не стала возражать, наполнил водой пластиковую чашечку и, шаркая, пошел по коридору.
— Куда вы? — крикнула она ему вслед.
— Заканчивать историю, — проворчал он.
Продолжение истории
21. Герой дня
Вставать-вставать! Эти сказанные нараспев слова вторглись в пьяные сновидения Лу, где в который раз прокручивались недавние события: вот он вытирает пот со лба Люси, сует в рот Пуду выпавшую соску, отводит свесившиеся туда пряди волос Люси, прижимает к себе обмякшее тело жены и опять — к Люси — вытереть пот с горячего лба девочки, Пуд снова выплевывает соску. Улыбка Рут, когда он сказал, что любит ее.
Прямо у себя под носом он чувствует запах кофе. Наконец он открывает глаза и вздрагивает в испуге от представшей ему картины, больно ударяя свою и без того больную голову о бетон стены.
Свыкнуться с увиденным ему удается не сразу. Утренние пробуждения проходили у него по-разному, иногда перед его открывшимися глазами возникало нечто отрадное, но чаще — наоборот. Теперь это была кружка кофе у самого носа, но чаще всего Лу просыпался под журчание воды в унитазе — это был как бы сигнал к подъему. Иной раз появления в спальне таинственной особы, спустившей воду в унитазе, приходилось ждать раздражающе долго, и бывало, правда нечасто, что Лу старался поскорее выбраться из постели и спешил убраться из дома, лишая тем самым незнакомку удовольствия сунуться в спальню.
Однако в то утро после первого раздвоения Лу Сафферна пробуждение его в корне отличалось от обычного, потому что перед ним предстал мужчин одного с ним возраста; мужчина этот протягивая ему кружку кофе, и на лице его застыло довольное выражение. Что было, конечно, совершенно невиданно и удивительно. Но удивление, по счастью, умерялось тем, что мужчиной этим был не кто иной, как Гейб, и, как быстро, к своему облегчению, обнаружил Лу, оба они, и он и Гейб, были полностью одеты, и звука спускаемой воды тоже не было слышно. С раскалывающейся головой и привкусом дохлых мышей во рту Лу оглядел помещение, осваиваясь в нем, как осваивается в зале, где ему предстоит выступить, кандидат в президенты во время предвыборного марафона.
Находился он в подвале, на что ясно указывали бетонные стены и расстояние до сочившегося влагой потолка с огромными свисающими с него проводами. Лежать Лу было жестко, хотя под ним и был спальный мешок. Шея затекла, так как спал он в неудобной позе, упираясь головой в бетонную стену. Над ним до самого потолка громоздились металлические полки — тяжелые, серые, холодные и унылые, они напоминали подъемные краны, заслоняющие дублинский небосклон в районах новостроек. Голая лампочка слева не столько давала свет, сколько целила своими слепящими белыми лучами непосредственно в голову Лу, словно из дула пистолета. С мрачной очевидностью явствовало, что находится Лу в подсобке Гейба на подвальном этаже. Стоя над Лу, Гейб протягивал ему дымящийся кофе. Картина знакомая — зеркальное отражение того, что было неделю назад, когда Лу остановился возле Гейба на улице и предложил ему кофе. Только на этот раз зеркало отражало все в искаженном виде, потому что, когда Лу смог оценить расположение фигур, он увидел, что внизу теперь был он, Лу, Гейб же находился над ним и выше.
— Спасибо. — Он взял кружку и обхватил ее холеными пальцами, согревая их на теплом фарфоре. Его пробрала дрожь — ну и холодища же тут!
Первые слова, которые он произнес, вышли хриплыми, а сев, он почувствовал себя так, будто мир с грохотом обрушился ему на голову, а похмелье, длившееся второй день подряд, убеждало, что к преимуществам, которые принес с собой возраст, — а таковых было немало, взять хотя бы нос, который с годами стал не так выделяться на лице, — оно, похмелье, уж никак не принадлежало.
— Между прочим, кто-то пообещал мне электрообогреватель, и я еще не теряю надежды! — осклабился Гейб. — Ладно, не утруждайте себя, как я слышал, синий цвет губ в этом сезоне как раз самый писк моды.
— О, простите, я поручу это Элисон, — пробормотал Лу и отхлебнул черного кофе. Теперь, когда сумбур первых впечатлений улегся и он понял, где находится, он мог расслабиться и даже выпить кофе. Но первый же глоток поставил его лицом к лицу с другой проблемой.
— Какого черта я здесь делаю?
Он уселся получше, изготовившись поймать любую подсказку. Одет он был во вчерашний костюм, теперь измятый, испещренный странными, но весьма красноречивыми пятнами на рубашке и пиджаке. Строго говоря, куда ни кинь взгляд, все вокруг него было грязно и замызгано.
— И чем это воняет?
— Думаю, это от вас. — Гейб улыбнулся. — Я нашел вас ночью на заднем дворе офиса, где вас рвало в мусорный бак.
— О боже! — прошептал Лу и прикрыл лицо руками, но тут же в замешательстве поднял взгляд: — Но я же ночью был дома с Рут и Люси. Им было плохо, а как только они уснули, проснулся Пуд. — Лу устало потер себе виски. — Неужели мне все это приснилось?
— Никоим образом, — весело отвечал Гейб, подливая кипятку себе в кружку с растворимым кофе. — И это все было с вами тоже на самом деле. Суматошная выдалась ночка, не помните?
Лу не сразу ясно припомнились все события прошлой ночи, но натиск воспоминаний о самом главном — таблетке, раздвоении, — вдруг нахлынувших на него, был столь оглушителен, что за ним, как градины после бури или как монетки из прохудившегося кошелька, посыпалось остальное.
— А эта девушка, которую я встретил?.. — Он осекся, желая и одновременно не желая узнать ответ. Какой-то частью сознания он был уверен в своей невиновности, в то время как другой его частью он готов был выволочь все наружу и надавать пощечин себе самому за то, что вновь поставил под удар прочность семейных уз. Его прошиб холодный пот, что добавило новый оттенок в исходившую от его тела сложную смесь запахов.
Гейб, не мешая ему некоторое время покрываться испариной, мелкими глотками попивал кофе — так мышь потихоньку, сладострастно пощипывает вкусный кусочек сыра.
