– Извозят, – ответила я, – значит, так тому и быть. Мы не сможем уберечь ее от всех переживаний. Слишком далеко зашло дело. Пусть звонит.
– Ну ладно, – нехотя согласилась Светка.
– И пусть позвонит Пете.
– Что?! – опять взвилась Светка. – Этому уроду?!
– Урод не урод, – ответила я, – но он муж, который уже нанял адвоката. Ей все равно придется с ним договариваться.
– Но с этим-то какие инстинкты? – проворчала Светка.
– А здесь нет речи про инстинкты, – сказала я. – Здесь как раз все по схеме. Но чтобы выстроить схему, нужно знать, что там этот Петюня думает. А значит, она должна с ним поговорить. Пусть просто скажет ему, что она здесь и что ей нужно время подумать, а там видно будет.
– Давай мы лучше подождем, когда ты вернешься, – предложила Светка.
– Нет, пусть звонит сейчас. Во-первых, даже если я вернусь вовремя, у них, в Новосибирске, уже будет ночь. Во-вторых, у меня проверка, могу задержаться.
– Не знаю даже, – опять вздохнула Светка, – как ее в чувство привести. Не может же она звонить в таком состоянии.
– Не может, – согласилась я. – Дай-ка мне ее.
– Что будешь делать? – поинтересовалась Светка.
– Не важно. Давай Марусю.
Через пару секунд я услышала тихое Машкино «алле».
– Машка, – я постаралась вложить в свой голос максимум суровости, – ты что там за истерику устроила?
– Я… – всхлипнула Маруся, – я… – и тихонько заплакала.
– Значит, ты, – я повысила голос, – решила сыграть в эгоистку?
– Что? – Машка перестала хлюпать носом.
– Рыдаешь там с самого утра, верно?
– Ну… – Машка замялась.
– А Светка? О Светке ты подумала?
– А-а… – Маруся растерялась.
– Ей же нельзя нервничать ни под каким видом, шляпа ты эдакая! – рявкнула я. – А ты устроила черт знает что!
– Ой! – вскрикнула Машка. – Я как-то не подумала…
– Я и говорю: эгоистка несчастная!
Когда у человека истерика, его бьют по щекам. Мне до Маруси физически было не дотянуться, пришлось спекулировать на Светкиной беременности. Беспроигрышный ход. Маруся, прорыдавшая полдня над фотографиями своих детей, как никто другой, понимала, что такое быть матерью.
– Я не буду больше, – шмыгая носом, пообещала она.
– Конечно, не будешь, иначе какая ты Светке подруга после этого?
В кабинет заглянула Лиза, стажер из моего отдела.
– Вас спрашивают, – прошелестела она, показывая глазами куда-то себе за плечо.
Комиссия, поняла я. Чтоб им.
– Иду, – беззвучно проговорила я, и Лиза исчезла. – Так, ну все, мне пора, – сказала я Машке.
– Хорошо, – ответила она, и мы попрощались. Когда я вернулась вечером домой, девчонки смотрели какой-то сериал.
– Что смотрите? – полюбопытствовала я, проходя через гостиную.
– Бред, – фыркнула Светка.
– Совсем не бред, – пробормотала Машка.
Маруся выглядела почти как обычно, если не обращать внимания на покрасневшие глаза и припухший нос. Я вопросительно взглянула на Светку. Она вскочила с кресла и пошла за мной в спальню. Маруся осталась перед телевизором.
– Ну что? – спросила я, как только мы со Светкой остались одни. – Она звонила?
– Звонила, – кивнула Светка.
– Что Петя? – Я повесила пиджак на плечики и расстегнула юбку.
– Орал так, что даже мне было слышно каждое слово. Мол, думай скорее, иначе будет поздно. И что он уже все для себя решил. И что если она через две недели не вернется, то он ей устроит, – отчиталась Светка.
– Что устроит, случайно, не сказал? – Я сняла юбку, блузку и принялась стаскивать колготки.
Светка деликатно отвернулась к окну.
– Не сказал. Маруся, конечно, расстроилась, но рыдать не стала. Кстати, а что ты ей такое сказала? Ей как будто кран перекрыли. Вжик, и все!
– Да так. – Я нырнула в ярко-оранжевый балахон, который иногда носила дома.
– Круто! – восхищенно воскликнула повернувшаяся ко мне Светка. – Где взяла?
– В Италии.
– Цвет – мечта. – Светка подошла ко мне, пощупала ткань. – Хлопок?
– Угу. А что дети? – Я повесила юбку и блузку в шкаф.
– Дети? – Светка надула губы. – С детьми все нормально. Маруся так сказала.
– То есть?
– Она позвонила им, поболтала сначала с дочкой, потом с сыном. Положила трубку и молчит. И такое, знаешь, странное выражение лица…
– Как будто вот-вот заплачет? – спросила я.
– Да нет. – Светка пожала плечами. – Такое недоумение вроде… Короче, я ее спрашиваю: как дети? А она мне – нормально.
– И все?
– И все.
– В общем, если я правильно понимаю, детям…
– Все равно, – закончила за меня Светка.
Да, похоже, детям все было до лампочки. В отличие от прочих Машкиных и Петиных родственников, которые обрушились на нас мощной удушливой волной.
Забег открыла Машкина старшая сестра Надежда. Позвонила вечером следующего дня и сразу же принялась втолковывать Марусе, что «на ее бы месте она…», периодически вставляя: «Хорошо, что мама не видит…» (их родители умерли довольно давно, и сестрица в какой-то мере заменила Машке мать, именно «в какой-то», то есть в той части, которая воспитательная). По мнению Надежды, двух вариантов быть не могло – Машке следовало покаяться и возвратиться домой, пока Петя еще готов принять ее.
– У тебя откуда этот телефон? – Машке с большим трудом удалось вклиниться в причитания сестры, чтобы задать интересующий ее вопрос.
– Петя дал, – ответила Надежда и вновь принялась за свое.
Петя дал мой телефон всем, кто пожелал принять участие в событиях. Кроме Надежды нам позвонили Машкина тетка из Владивостока, Петины двоюродные и троюродные браться – их у Пети оказалось целых пять штук, Машкины дальние родственники из Анапы и конечно же Машкина свекровь.
Элеонору Григорьевну можно было сравнить со всеми стихиями, вместе взятыми, но если, переживая стихию, ты все время помнишь, что рано или поздно светопреставление закончится, и это отчасти придает тебе силы, то общение с Машкиной свекровью рождало ощущение, что она теперь в твоей жизни навсегда. Ты кладешь телефонную трубку и еще пару дней существуешь в мире, наполненном Элеонорой, пропитанном ее тягучим голосом и агрессивной недоброжелательностью, которую чувствуешь, даже несмотря на тысячи километров, разделяющие вас. откуда знаю? Да просто пообщалась с ней один раз, когда Машка ушла в магазин.
– Ну и заноза твоя свекровь, – сказала я Машке, когда та вернулась.
– Опять звонила, что ли? – Маруся испуганно смотрела на меня.
– Угу, – кивнула я. – Который это раз?
– Четвертый.
Четвертый за неделю. Элеонора решила взять невестку измором.
– Как же ты общалась с ней все эти годы? – поинтересовалась я.
