– Что это, по-вашему, вы тут делаете?? – загремел на меня охранник.
– Ой, простите… – улыбнулась ему я. – Просто замерзла очень. Нужно было согреться.
– Вы что, не понимаете, что везде работают камеры?
– Где?? – оглянулась я. – И на улицах тоже??
Охранник молчит, свирепо на меня пялясь. Видно, как вздымается его грудь и раздуваются ноздри – возбужденный чувством собственной значимости, он дышит не по-человечески часто. «Маньяк», – диагностирую я, но на всякий случай еще раз изображаю улыбку.
– Прошу прощения. Была неправа. Больше не повторится.
Кажется, охранник разочарован. Эх, ему бы Амиру! Вот бы была схватка между двумя борцами, каждый из которых убежден в собственной правде! Но я не Амира. Изображая добродушие, провожаю взглядом странного стража трезвости из царства алкоголя. Фух, пронесло. А ведь мог бы вызвать полицию! Потом бы читала о себе в студенческой прессе…
Лешка про эту историю знает. Качает головой. Ему даже представить страшно заметку в местной газетенке. «Без году недели доктор наук замечена пьющей в общественном месте. Какой неприглядный урок для учеников! Лишить ее всех званий и регалий!» Жутко такое представить и мне…
– Леш, а помнишь мою самую любимую новость из местной газетенки?
– Про то, как колорадская бабушка на горном ранчо побила медведя кабачком?
– А, да, это тоже было круто. Но я имею в виду ночные танцы в пиццерии! Помнишь? Пекарь развлекал официанток тем, что плясал для них голым, засунув за крайнюю плоть кусочки солями!
Я хихикаю; Лешка кривится.
– Фу, мерзость. Не напоминай. Что, если бы мы съели эту пиццу??
– А ты думаешь, мы никогда ничего подобного не ели?? Столько психов вокруг!
Лешка останавливает меня, разворачивает к себе, закрывает мой рот своей медвежьей лапищей. Он не хочет о психах. Он хочет о нас. Я не против. Мы целуемся посреди болдерского тротуара. Бегущие по своим делам люди ловко нас оббегают, стараясь не зацепить. Протянув руку за Лешкину спину, я нарушаю возвышенную напряженность момента и щипаю его за задницу. Не успевает Лешка отреагировать, как мы тут же слышим: «Я видела это! Видела!!» Огибая нас, по заснеженной клумбе, прокладывает себе путь велосипедистка – разбитная бабуля лет за сто. Одна варежка на руле веломашины, другая вскинута в приветственном: «Go! Go!» Мы с Лешкой хохочем и тоже машем руками. Мы любим тебя, Болдер. Любим вас, болдерчане. Мы будем по вам скучать…
* * *
Утро 12 декабря начинается с совсем других картинок, сантиментов и новостей. Смотрим BBC. Попытка «Беркута» очистить центр Киева от баррикад. Милиция оттесняет митингующих со стороны Михайловской, Институтской, Европейской площади… Какие родные названия… Какие неузнаваемые картинки… Штурм городской администрации… Вода в двенадцатиградусный мороз… Отступление – наступление…
– Война… – произношу я, не отрываясь от лэптопа с новостями BBC во весь экран.
– Белка, какая война?? Прекрати нагнетать! – Лешка вскакивает с постели, пытаясь на ходу запрыгнуть в носок.
– А что это, если не война, Леша? Одни украинцы против других… Конечно, это еще не война, но это ее начало.
– Какое начало? О чем ты? Одни украинцы против других? А может, Украина против зарвавшейся банды?? – Лешка взвивается, как кобра, которой наступили на хвост.
– Леша, это очень опасно – называть тех, кто поддерживает Майдан, Украиной. Украина большая и разная. В ней есть много людей, у которых разные взгляды. А ты делаешь вид, что их нет…
– Ты хочешь сказать, то в Украине есть много простых людей, любящих Януковича???
Лешка шипит змеей, готовый к броску. Глаза его стреляют коктейлями Молотова, и я стараюсь быть осторожной – чтобы не загореться от летящих в меня снарядов.
– Нет, я сомневаюсь, что Януковича и его окружение любят многие простые люди. Но еще больше, чем Януковича, многие люди на Востоке не любят идею европейской интеграции. По одной простой причине – ухудшение отношений с Россией. Ты знаешь, сколько предприятий в одном только Харькове работает на российский рынок? Что будет с людьми, если Россия закроет границу? Но дело не только в этом. Есть еще проблема языка. Почему люди должны говорить на неродном языке? Ради чего? Ради государства? Так ведь само по себе государство не может быть важнее людей. Функция государства в том, чтобы защищать интересы людей, в нем живущих. Всех людей – не только одну половину.
– Белка, о чем ты?? При чем здесь язык?? Ты что, не умеешь говорить по-украински? Это что, для тебя проблема?
– Я умею. И говорю, когда нужно. Как и по-английски. Но мой родной язык русский. Я вижу на нем сны, я на нем думаю, я на нем мечтаю. Язык – это ведь не просто набор символов. Это – возможность реализовать себя, свои таланты. На чужом языке реализовывать их значительно сложнее. Ты думаешь, я не предпочла бы писать свои научные статьи по-русски? Я вынуждена писать их по-английски, иначе я бы была вышвырнута из глобальных научных сетей. То, что мир так устроен, очень несправедливо. Это наследие колониализма и победы евроатлантизма в холодной войне. Но еще более несправедливо, когда мое родное государство запрещает мне реализовывать себя на родном языке. К тому же оно и себя этим существенно обедняет…
– Да при чем здесь вообще все это?? Майдан не против русского языка. Он против Януковича и его банды.
– Да, но «против Януковича» на языке Майдана означает и «за евроинтеграцию». А последнее означает и «против России», и «против русского языка». И это то, против чего Восток будет протестовать. Будет конфронтация. Будет война. Да она уже есть! Ты разве не слышишь, как называют тех, кто противится Майдану? Рабами, колорадами, быдлом.
– Белка, ты прекрасно знаешь, что так называют не весь Восток, а тех, кто митингует за деньги.
– Лешенька, даже тех, кого нанимают за деньги, не стоит называть быдлом. Это тоже «народ», как бы этого кому-то не хотелось. Видя в людей скотов, демократию не обустроишь. Демократия – это власть народа, разного народа – и образованного, и не очень. Представление людей быдлом – признак тоталитарного мышления. К тому же ты обманываешь сам себя. Называют не только тех, кого нанимают за деньги. Называют всех, кто не согласен с Майданом. Всех. Просто потому, что нашим зацикленным и ограниченным евроинтеграторам сложно представить – как может разумное существо любить Россию и не хотеть в Европу. Отсюда вывод – те, кто любят Россию и не хотят в Европу, – тупой скот, который не жалко и принести в жертву. Именно с такой риторики начинается любой геноцид. Для того чтобы уничтожить тутси в Руанде, понадобилось назвать их тараканами. Человеку трудно начать убивать, пока он не назовет свою жертву насекомым, животным, либо еще какой-нибудь дрянью, недостойной жить на белом свете.
