— Любимая? Да неужели? — достойный любого фильма ужасов смех, короткими клочками вырывался из неё. Как шматки грязи.
Мерзко! Противно! Обидно!
— Я спрашиваю, куда ты собралась??? — продолжала бесноваться мать.
— Туда, где должна быть.
— Нет, ты поедешь со мной! — она схватила моё запястье в кандалы своих рук и потащила к двери. — Какой у тебя срок?
— Отпусти меня! — завизжала я, пытаясь освободиться.
— Прекрати истерить, Златка! Заткнись и слушай меня! Сейчас мы поедем в клинику и быстро решим эту проблему…
— Наш с Виталиком ребёнок — не проблема! — заорала я ещё громче!
— Я сказала, заткнись! Не выводи ещё раз! — как ни странно, её голос резко смягчился. Видимо, решила, что сможет уговорить меня при помощи доброты. Которую, кстати, я особо никогда от неё и не видела. — Ну сама подумай, дочка… Виталик… Он уже не жилец. А ты… У тебя учёба, а впереди, я уверена, умопомрачительная карьера… Зачем тебе такая обуза? Ребёнок от чужого мужа!
Видимо, растратив все свои приёмы доброты, она замолкла. Но ненадолго:
— Давай, сейчас я позвоню своему доктору и не пройдёт и пары часов, как всё закончится. Он мастер этих дел, поверь мне.
— А давай лучше сделаем так: сейчас заткнёшься ты. Потом, соберёшь свои вещи и забудешь дорогу в эту квартиру, а заодно и то, что у тебя есть дочь! — не знаю, как мне хватило мужества и сил произнести всё это. Ненависть к женщине, именуемой моей матерью, сковывала тело, пуская его мелкой, внутренней дрожью. — И ещё: я жду ребёнка не от чьего-то мужа, а от мужчины, который меня любит и собирается на мне жениться! А ты сама можешь ехать хоть к своему филигранному абортнику, хоть обратно к малолетнему любовнику! И никогда не сравнивай меня с собой! Я не разрушаю семьи, не ложусь под первого встречного…
Вторая пощёчина. Ещё более сильная и звонкая.
— Малолетняя сука! — зашипела она. — Правильно! Ты ему не жена, а, стало быть, эта квартира не твоя! Распоряжаться здесь не имеешь права! Поэтому, или ты сейчас поедешь к врачу или сама выметайся и живи, где хочешь! Хоть а Центральном парке с бездомными.
— Отлично! — я, не глядя, закинула в сумку ещё несколько вещей. Даже не догадываюсь, что там. Надеюсь, хоть пару сменок нижнего белья захватила.
Рванув входную дверь, я обратила внимание, что холл отгорожен от меня какой-то сеткой из ярких точек… Перед глазами всё поплыло, а лифты и соседские двери еле просматривались. Как сквозь толщу воды в бассейне…
Падая, я осознала, что снова оказываюсь в руках этой женщины, столько лет притворявшейся любящей матерью…
Глава 60
Правая рука заледенела. До такой степени замёрзла, что, казалось, покрылась тонкой ледяной коркой. Это, мягко говоря, дискомфортное состояние и заставило меня проснуться.
— Любимый, ты опять открыл окно? — промычала я сквозь никак не покидавшую меня дрёму. Но Виталик не ответил.
Наконец, разлепив глаза, я воткнулась взглядом в незнакомый потолок с длинными люминисцентными лампами. Такими, как в… больницах.
От этого открытия мозг заработал, казалось, на сто процентов своего потенциала.
В считанные секунды я вспомнила всё: скандал с матерью, её настойчивые, граничащие с фанатизмом попытки отвезти меня на аборт. А, главное, то, что окно открыл вовсе не Виталик… Теперь он не смог бы…
Подавив едкие слёзы, я сделала резкий рывок и свесила ноги с узкой, больничной кровати. И только сейчас поняла причину того, почему рука так заледенела. В вене торчал противный катетер и вся эта система была предусмотрительно примотана тонким слоем марлевой повязки и протянута под моей спиной. Для обездвиживания во время введения…
Господи! Ребёнок! Они убили моего малыша!
Пытаясь удержать рыдания, я вскочила на одеревеневшие ноги и избавилась от противной, мягкой иглы.
И только теперь поняла, что одета в те же вещи, что и утром. Даже бельё на месте.
Или не успели?
Точно не успели. У меня же ничего не болит. Или не должно? А может это действие обезболивающего…
Но реки моих мыслей прервал чеканный, ровный голос мужчины в коридоре:
— Миссис Хопкинс, будьте добры, подготовьте мисс Лемишеву. Начинаем через десять минут.
Начинают? Значит, они не успели!
Разлившееся по телу облегчение спорило с ворохом других, более тяжёлых чувств. Но мешкать сейчас — непозволительная роскошь.
Глухой стук каблуков миссис Хопкинс, к моему невыразимому облегчению, постепенно стих. Видимо, атрибуты для "подготовки" находились слева по коридору.
Всё! Тормозить и дальше — глупо.
Схватив лежащую в кресле сумку, я натянула повыше воротник водолазки (как будто это что-то давало) и прокралась вдоль длинной, светло-жёлтой стены в противоположную от маршрута медсестры сторону.
Чтобы преодолеть расстояние до спасительного выхода, потребовалось не более двадцати секунд, но за это короткое время, казалось, вся жизнь промелькнула у меня перед глазами.
Инстинктивно я пыталась втянуть голову в шею. Мечтала на пару минут превратиться в халемеона и слиться с окружающей обстановкой. Или заделаться мухой, да вообще, любым насекомым и незаметно улизнуть.
Но, к счастью, я и будучи Златой неплохо справилась.
Виталенька, я смогла! Я спасла малыша! — внутренне ликовала я, но, всё же, заставила себя прикусить язык.
Он жив… Должен быть жив. А к живым не обращаются на расстоянии! Вот приеду к нему и буду говорить и говорить. Вытяну из этого состояния, невзирая на прогнозы врачей-недоумков!
Я ритмично вышагивала в сторону… Чёрт знает, куда меня несли ноги. А нужно как можно скорее купить билет на ближайший рейс. Вот — главная цель.
Отковыряв в набитой, как Барбос, сумке телефон, я, всё-таки, вначале позвонила отцу.
Ну возьми же ты трубку!
Вот же ж! Зарядки три процента…
— Папочка! Привет! Я быстро. Сейчас разрядится… Как там Виталик?
— Плохо, дочка… — печально выдохнул отец на том конце. — Ему стало хуже. Врачи говорят, что до завтра…
Телефон коротко вздрогнул и затих. А вместе с ним так же коротко встепенулось моё сердце и, кажется, остановилось.
Не помню, как я добралась до аэропорта. Но опять же, лишь для того, чтобы узнать, что билеты на ближайший рейс распроданы.
Осталось только выбрать — лететь с пересадкой или ждать до утра следующего рейса. Что по времени одинаково. Да ещё постараться не свихнуться от завладевшими душой отчаянием и болью, не задохнуться от уже не сдерживаемых, ужасных рыданий.
Глава 61
Закончились вторые сутки комы, а впереди ещё тринадцать часов полёта и гнетущая, отупляющая неизвестность. Натянутые нервы, и ледянящий душу страх.
Только бы не стало слишком поздно. Только бы успеть. Пусть даже лишь для того, чтобы просто попросить прощения… И навсегда расстаться…
Мысли кипели, кишили, как муравейник. Но основной была одна: если опаздаю из-за вчерашней выходки матери — задушу собственными руками.
* * *
Отец уже был здесь, рядом с другом. А я… Остановилась, как вкопанная напротив прозрачных дверей лучшего нейрохирургического центра Дубая, не решаясь войти. Так странно, что сюда я стремилась, летела, неслась, сломя голову, мысленно подгоняя самолёт и матеря местного таксиста, как специально петляющего меандрами* и ни черта не понимающего по-английски, но вот теперь… Застыла в нерешительности.
— Злата!
— Папочка! — я бросилась к стоящему позади меня отцу и разрыдалась в родных, утешающих объятиях.
— Ну хватит, дочка, успокаивайся. Как бы ни было тяжело, нужно оставаться сильной. Идём.
Я еле передвигала ноги, превратившиеся в негнущиеся, скованные волнением и страхом дубины. Но, призвав на помощь остатки силы воли а заодно и всех святых, которых сумела вспомнить, вошла в реанимационную палату.
Состояние тревожного оцепенения. Такое, когда опасаешься лишний раз пошевелиться, вздохнуть, боишься громким звуком или резким движением вспугнуть его висящую на волоске жизнь.
