— Судя по реакции, ребенок нежеланный? — задает самый страшный вопрос, который я надеялась никогда в своей жизни не услышать. А если и услышать, то резко возразить.
Но у меня все давно пошло наперекосяк, еще когда я устроилась к Евсееву работать. А теперь ношу под сердцем его ребенка. Нашего ребенка. Не знаю еще, люблю его или нет, но точно понимаю, что нежеланным он никак быть не может, потому что разве можно не хотеть малыша от мужчины, в которого влюблена, особенно если он самый лучший из всех? Кладу одну руку на живот и хмурюсь, осознавая новые ощущения и думая, как ответить так, чтобы не соврать.
— Скорее, неожиданный, — мягко улыбаюсь.
— Хорошо, — кивает Олеся Павловна и прячет руки в карманах медицинского халата. — Значит, будем растить и рожать. Я дам вам несколько минут, у меня пациентка в соседнем кабинете, а потом вернусь и расскажу, что будем делать дальше.
Она оставляет нас вдвоем, и только тогда Тёма сдавленно выдыхает. Он взъерошивает пятерней волосы на голове и поднимается, принимаясь расхаживать туда-сюда по небольшому кабинету.
— Бля, Ксюх, ну ты, конечно, даешь, — растерянно тянет брат, а потом резко поворачивается и шлепает себя ладонью по лбу. Если бы не знала, что он на юрфаке учится, подумала бы, что из актерского сбежал. — Ой, при детях же нельзя, — виновато смотрит на мой живот. — Он же все слышит! Он же слышит все?
— Пока вроде нет, — пожимаю плечами. Ни капельки ведь не знаю, что там происходит с плодом. Я не слишком-то интересовалась, думая, что прежде, чем планировать беременность, надо сначала найти того, с кем ее планировать, а потом уже изучать матчасть. Но у нас с Миром все идет не так: сначала женимся — после влюбляемся, беременеем — и затем узнаем, хотели ли мы этого.
Я отчего-то совсем не сомневаюсь, что Мирослав хочет детей. Он с таким обожанием на племянников всегда смотрит, что никому и в голову не придет мысль, что он может отказаться от родного ребенка. Даже если у нас с ним не сложится, будем учиться воспитывать малыша как партнеры. Надо только набраться смелости ему сказать.
— А Мирославу сказала уже?
— Нет, Тём, — смеюсь, наблюдая за суетой, совершенно не свойственной Артему. Он ведь знает, что я была в отключке и даже при желании никому рассказать не могла, но, видимо, в стрессовых ситуациях мозг его работать отказывается.
— Так надо рассказать! — возмущается, а я только и могу, что глупо хихикать и кивать. Обязательно сделаю это сегодня вечером. — Бля-я-я-я, — тянет изумленно и приседает передо мной на корточки, — или это не его ребенок? — он сжимает своей лапищей мое бедро в ободряющем жесте и кивает каким-то своим мыслям, которые в его голове вертятся. — Херня вопрос, Ксюх, воспитаем. Я помогу.
У меня от его решимости голова кружится. Не могу поверить, что мой младший брат может быть таким серьезным и… взрослым. По глазам вижу, что не шутит, уверен в своих словах на двести процентов. И я больше не могу держать в себе эмоции, которых в один миг становится слишком много. Всхлипываю, слезы по щекам катятся бесконечным потоком, и я наклоняюсь и обнимаю Тёму, крепко-крепко к нему прижимаясь.
— Спасибо, мелкий, — вспоминаю детское прозвище, которым всегда дразнилась. Артем усмехается и гладит меня по волосам, успокаивая, как маленькую. И кто тут после такого еще и мелкий, конечно. Но Тёма великодушно молчит и не язвит, позволяя мне сполна прочувствовать момент, за которым последует новый виток жизни.
— Может, я хотя бы рядом сяду, Ксю, а то ноги уже затекли, — спустя несколько минут просит он, и я киваю, наконец выпуская его и объятий.
— Тём, — спешу прояснить, а то так и вижу в глазах кучу вопросов и желание уже сейчас затащить меня в «Детский мир» и выбрать все необходимое, — это ребенок Мирослава, и я ему все обязательно расскажу, когда он вернется из командировки. Ты просто первый, кто узнал, — улыбаюсь и поправляю его волосы. — Кстати, а как ты здесь оказался?
— Я звонил, а трубку врач твоя взяла, сказала, что ты в обморок упала и спросила, смогу ли я тебя забрать, потому что одну оставлять она тебя не очень хочет. Я и примчал.
— Спасибо, — утыкаюсь лбом в его плечо и стираю последние слезы, — ты самый лучший брат.
— Для тебя что угодно, Ксюх, — он целует меня в макушку и вздыхает совсем уж облегченно, пока я напитываюсь гордостью. Был готов ребенка моего воспитывать, страха не показал, но теперь расслабился. И я это очень ценю.
Поговорить в следующие пятнадцать минут нам не удается. К нам возвращается Олеся Павловна. Она рассказывает мне о том, что стоит скорректировать режим дня (да, я имела грешок пожаловаться ей на босса-тирана), рекомендует приложение для отслеживания беременности, в котором как раз-таки показывается развитие плода и происходящих с ним изменений, а еще назначает стандартные для беременных витамины и показывает снимок, точнее, едва различимую точку на нем. Выглядит как фасолинка, что я и озвучиваю, а гинеколог меня поправляет, утверждая, что сейчас это скорее кунжутная семечка, но совсем скоро действительно дорастет до фасолинки.
Мы еще недолго разговариваем, она назначает дату нашей следующей встречи и просит звонить в случае переноса, снова припоминая строгого босса, и мы с Артемом тянем улыбки уже вдвоем.
За обедом Тёма заваливает меня сотней вопросов на тему беременности, будто я сама знаю, что со мной происходит. Чувствую себя хорошо, даже как обычно, но этого брату мало, он считает, что меня все время теперь нужно держать за руку, чтобы я не поскользнулась и не упала, а еще отвергает все мои попытки уехать домой на такси, добавляя себе еще час катаний по городу, и обещает составить рацион питания. О том, что план питания лосей-хоккеистов мне не подойдет, тактично молчу, потому что забота Артема греет.
В машине он наконец рассказывает, что его так тревожит. Оказывается, ему предложили занять место тренера детской хоккейной команды, и он теперь гадает, справится ли, оказавшись по другую сторону коробки. А я вообще не понимаю, почему он сомневается, если чуть больше часа назад собирался воспитывать моего ребенка как своего собственного. Правда, если скажу ему то же самое, то он точно испугается и откажется. Так что приходится говорить какие-то общие фразы о том, что он потрясающий игрок (даже даю обещание прийти на его матч) и раз знает все изнутри, то и руководить процессом точно сможет:
— …Да и потренируешься заодно перед появлением племянника, — заканчиваю взросло-сестринский монолог как раз, когда мы паркуемся перед въездом во двор. Показываю пропуск, и нам открывают шлагбаум, давая возможность проехать на территорию.
— А? — он смотрит на меня удивленно, опускает взгляд на живот, а потом снова поднимает к глазам. — Бля, это же у меня племянник будет.
Телефон пиликает, и приходится отвлечься от разговора.
— Ага, или племянница, — киваю и хмурюсь, не понимая, кто вдруг решил заделаться в мои покровители и…
— Охренеть, — выдает мой брат, и я с ним очень даже согласна в этот конкретный момент.
Потому что денежный перевод мне пришел от Мирослава Станиславовича Е. И сумма удивительным образом совпадает с той, о которой мы договаривались в далеком январе. Это же… Он что, рассчитался со мной за все, потому что я ему больше не нужна? Хлопаю глазами и ошарашенно смотрю на Тёму. Он только ведет головой снизу вверх, спрашивая, что произошло, а я медленно обтекаю по сиденью, потому что тело становится ватным.
Мне требуется две минуты, чтобы прийти в себя, и еще пять, чтобы заверить Артема, что со мной все в порядке. Он норовит проводить меня до дверей квартиры, но я совсем не уверена, что смогу отвлечься на приветственную беседу Евсеева и Тёмы, потому что на смену шоку приходит злость.
Несколько часов назад Мир дико по мне скучал, а теперь радость от предстоящей встречи рассеивается под количеством нулей на моем счете. Нет, это точно немыслимо. Он ведь, наверное, поэтому и не звонил. Не знал, как правду сказать? Чертов богатей, да как вообще можно вот так со мной поступать! Я же… боже, я ведь решилась, доверилась и в сердце свое его впустила, а он… Кусаю губы и все же нахожу в себе силы адекватно и даже тепло попрощаться с Артемом, тот напоследок требует отзвониться или хотя бы написать после того, как я расскажу правду Мирославу.
