Не могу его оставить (СИ) - Айли Лагир

Мартин на несколько мгновений вскинул голову, пытаясь оценить реакцию и прикоснулся к нежной коже губами. Складочка у лона. Живот. Он погладил и поцеловал пупок, двигаясь дальше. Грудь. Две маленькие груди с тёмными, как вишни сосками. Он взял их в ладони и погладил пальцами светлую кожу. Согрел своим дыханием, как хотел когда-то, и поиграл языком с розовыми вершинками. Плечи, шея, уши… Он обследовал все, затем снова приник к ее рту. Сильная мужская ладонь легла на ее лоно и погладила подушечками пальцев…

Жене всегда казалось, что Игорь ей за, что-то мстит.

Он всегда говорил, что Женя его не уважает, не ценит его, как личность, игнорирует его интересы и потому её надо воспитывать. Он начал Женю бить, во время секса, сначала просто подшлёпывал, щипал и это становились всё больнее и больнее.

Потом он стал брать ремень и бить её сильнее, приговаривая «знай свое место». А, что бы не услышали соседи запирал в ванной. Секс превратился в беспрекословное выполнение прихотей — она должна была ползать на коленях, облизывать всё, что Игорь захочет от пальцев на ногах до задницы. Игорь мог лезть куда захочет и делать всё, что хочет, но обязательно грубо.

Её били, обзывали, связывали, ставили на колени, заставляли ползать, на неё мочились.

Эти унижения и насилие продолжались несколько лет, она стала параноиком и истеричкой.

Доведённая до отчаяния, Женя почти решилась на суицид. И тут она узнала, что беременна. И вот Игорь возвращается со службы после какой-то неудачи. Рухнул его проект. Наехала налоговая инспекция. Женя не помнила причины. Помнила лишь побои и холодные мёртвые глаза. Очнулась уже в реанимации, после преждевременных родов…

Ребёнок умер, а Игорь по-прежнему удовлетворял свои амбиции, унижая её, каждый раз она плакала, глотая слёзы вперемешку с рвотными позывами от глубокого минета. Женя ненавидела секс, в ней не осталось никакой нежности, ее высекли ремнем.

Женя попыталась вырваться из рук Мартина. Она понимала чего он хочет. Но её коробило от любых прикосновений, потому что за ними стояла не любовь, а извращённая похоть.

— Ты чего? — странно, но кажется Мартин удивился не просто искренне, а с тревогой, — я сделал, что-то не так? Тебе неприятно?

Ощущение вкуса его губ нахлынуло машинально. Нахальные, бархатные. Целовался Мартин хорошо. Настолько хорошо, что от этого воспоминания Женя почувствовала, как участилось дыхание, а ноги стали ватными.

В какой-то момент у неё даже помутилось в голове и внизу живота стало пронзительно жарко.

В конце концов, почему она не может позволить себе маленькую человеческую слабость?

— Мартин, прошу тебя не надо.

Эти слова дались ей невероятным усилием воли. Внутри всё кипело и протестовало. Почему она не заслужила обычного удовольствия? Почему она наказывает сама себя? Да и просьба эта, выглядит по меньшей мере глупо. На, что она рассчитывала, придя к Мартину домой.

Но это раньше Женя боялась одиночества, теперь она спокойно может быть одна, найти себе занятия. Она приняла это состояние и нет страха никакого…кроме страха, кого-то впустить в свою жизнь. И сейчас она не уверена, что способна любить, заботиться, давать душевное тепло. И похоже этот защитный механизм становится всё сильнее и сильнее.

— В сладости первого поцелуя есть горечь последней ссоры? — не смотря на то, что фраза была произнесена насмешливым тоном, выглядел Мартин не очень. Похоже, что до сих пор ему ни разу не отказывали и он откровенно не знал, что делать. Вышло странно и некрасиво. Женю охватило хорошо знакомое чувство вины. Какой она отвратительный человек вместе со своими идиотскими сомнениями. "Ты пи*дострадалица, — говорил Игорь, — кому нужны твои эмоции и игра на чувствах? Успокойся уже".

— Домой? — он угадал её желание без особого напряга, — хорошо, — парень пожал плечами и совсем уже холодно добавил:

— Извини если, что не так.

Глава 13

13.

— А ты не ох*ел, третий раз играть не ми, а ми бемоль? Очнись, руководитель с*аный, — и Ольгерд увесисто треснул Мартина по спине, — или играй в ноты или я съ*бываю. Я, вообще-то, хотел сегодня с Иви и её парнем на залив смотаться, а не твои пи*дострадания слушать.

— А? Что? — Мартин встряхнул головой и почесал ушибленное место, — извини. Задумался.

— Задумался он, — передразнил Ольгерд, — в ноты внимательно смотри, х*р моржовый. Сам написал, сам теперь разбирайся.

— Я не выспался, — Мартин отложил гитару и потёр лицо ладонями, — башка трещит.

— Что хороша ночка была? — Тонька прокрутил в пальцах барабанную палочку и подкинув, ловко поймал двумя пальцами, — ну, как она?

— Не знаю. Никак, — Мартин встал со стула и сочно потянулся. Затёкшие мышцы отозвались сладковатой болью, — ни чего не было.

— А, чего так? — без особого интереса спросил Ольгерд. Он тоже отставил гитару в сторону и потянулся за сигаретами, — русская малышка решила повы*бываться?

— Какая х*й разница, — огрызнулся Мартин, — не было и всё. Не получилось.

— У тебя? — Тонька даже привстал за барабанами. На его носатой наивной физиономии расплылся неподдельный ужас, — теряешь форму.

— А не пойти ли вам обоим в ж*пу? — Мартин тоже закурил, перекинул сигарету в угол рта и пытаясь скрыть неловкость, потянулся за инструментом, — ещё раз играем со второй цифры, а потом переходим к припеву.

— Не. Давайте сделаем перерыв, — заканючил Тони, — я устал. Есть хочу.

— Сколько можно жрать? Ты же меньше часа, как из дома, — завопил Ольгерд.