Но все гораздо сложнее, чем казалось тогда.
— Знаешь, Вадим, тебе даже удалось меня заинтриговать, — с грустной улыбкой перебивает она. — Неужели осталось что-то, чего я тебе не отдала? Время, тело, мысли. Что еще?
— Я бы тебе вообще не рассказывал, — выдыхаю вверх облачком пара. На лоб мне ложится прохладная крошка, следом еще одна запутывается в ресницах… — Ты бы все равно узнала. Лучше от меня. Теперь я могу спокойно сказать, что больше недосказанностей не осталось.
— Понятно, — повторяет она, задумчиво глядя себе под ноги. — В принципе, твоя идеология опять оказалась жизнеспособнее. Не с неба же таким благам упасть.
Я ныряю рукой в карман и достаю из бархатного мешочка подвеску. Хотел в ресторане подарить, как положено, но внезапно понимаю и отнюдь не умом — вот он, тот самый идеальный момент. И никакой роскошью, никакими декорациями его не затмить.
— С неба, Светлячок, падают только снежинки, — Едва касаясь веду костяшками пальцев по волнам ее волос и задерживаю руку на уровне широко распахнутых глаз. — С первым снегом нас.
Света зажмуривается, порывисто впечатываясь губами мне в подбородок.
— Боже, Вадим! Какой ты у меня…
В моих висках пульсируют фейерверки. Бах… бах…
От грохота дух захватывает.
«Нас», «у меня» — это покруче бриллиантов. Это из себя не выцарапать, не вырвать.
— Примеришь?
Наши глаза встречаются.
Я дико хочу, чтобы она сменила украшение. Снежинку пусть проденет на цепочку. Кольцо — на безымянный палец. Все встанет на свои места. И наши отношения тоже.
Я помогаю расстегнуть цепочку, практически не дышу. Света медлит — буквально секунду, а мои мышцы ломит как от часовой нагрузки. Но нет, такой порыв если и был, то мне, наверное, привиделось.
— Спасибо, Вадим.
С ее ресниц срывается капля и это не талая вода.
Непродолжительный поцелуй подслащивает горьковатый вкус облома. Где-то между нами еще натянуто…
— Предлагаю полюбоваться снегом из окна ресторана, — говорю, когда Света утыкается холодным носом мне в шею.
— Лучше посмотрим из окна твоей кухни. Хотя нет, комната вообще не важна. Не хочу тебя делить со случайными людьми.
— Эгоистка! — возмущаюсь притворно. Ее предложение мне определенно нравится больше.
— Кто бы говорил, Злобин.
Не вспомню, когда в последний раз готов был гнать на красный. Но кто-то там наверху сегодня любит меня — на всех светофорах горит зеленый.
Эйфория притупляет моего прагматика, в прихожую мы вваливаемся, осыпая пол снежной крошкой, в расстегнутой верхней одежде: запутавшиеся в собственных шарфах и в том, где чьи губы.
— Не обращайте внимания, я уже ухожу.
Голос брата посылает по хребту озноб раздражения. Не вовремя сюрприз, хотя долгожданный.
— Зайди ко мне в кабинет, — выцеживаю спокойно, без претензий. Пока что без претензий.
Слава уже полтора месяца в городе. В офисе забыли, как он выглядит, занятия брат систематически пропускает. Понимаю, наглость — второе счастье. Но попасться мне при таких вводных на глаза — уже за гранью храбрости.
— В другой раз, — бросает борзо. — У тебя сейчас все равно руки заняты. И язык тоже. А я, между прочим, опаздываю.
Оценивающий взгляд на вспыхнувшую Свету явно демонстрирует недовольство.
— Пять минут, — тоже смотрю на нее, глазами извиняясь за грубо прерванное свидание.
— Я буду здесь, — Она обводит взглядом прихожую, делая шаг назад.
— В гостиной перед камином есть удобное кресло, — напоминаю категорично. Не лучший вариант ввиду близости к кабинету, но не в спальню же ее отправлять. А расположение других комнат в доме Света пока не знает. В любом случае не дело держать ее на пороге.
Дверь за мной сотрясается, отрезая нас с братом от чужих ушей.
— Что ты здесь забыл? — Делаю разворот и упираюсь в Славу изучающим взглядом.
Приталенная темно-синяя рубашка, брюки, туфли… Нечасто мне доводилось видеть его при параде. Брат часто умудрялся даже в офис приходить в кроссовках.
«Дресс-код не для членов правления» — ахинея, за которую мне не единожды хотелось его треснуть. Впрочем, пару раз я себя не сдержал. Суть ведь не в том, что ты можешь себе позволить, а в том, какой пример подаешь.
— Что забыл, я уже забрал, — дерзко вскидывает он подбородок. — Спасибо за заботу.
— Куда ты пошел?! — Перехватываю засранца у двери за локоть. — Я с тобой разговариваю!
Он вызывающе сужает глаза и подходит в упор.
— Так ты определись, брат: ты хочешь поговорить или провести обыск. Только зачем? Я в отличие от тебя чужого никогда не брал.
От взаимной агрессии становится душно. Я обхожу массивный стол и открываю окно, подставляю потокам холодного воздуха разгоряченное лицо.
Что я делаю не так в отношениях с близкими?
Видимо — все. И если изменения нужно начать с себя, то проще застрелиться. Потому что я в упор не понимаю, где косячу. Я ведь не жадный, дал брату лучшее, что сам имею: достаток, перспективы, связи. И даже не просил за это благодарности. Так не берет! Не то ему. Не так.
Да черт возьми!
— Значит так, Слава. По поводу Светы, объясняю один раз. Чтобы у тебя что-то отняли, это нужно сначала самому получить. Ты ей не интересен, она тебе тоже, иначе бы этой ситуации вообще не возникло. Так что я чужое тронул?! Может, самолюбие твое? Так его ты тоже не отстаивал. Я перекрыл тебе кислород, ты сразу пошел просить подачек у деда.
— Как ловко ты, брат, выкручиваешь, — швыряет он грубым тоном. — Я обратился за помощью. К семье. Как и ты когда-то. Или мне нельзя?!
— Ты ничего не путаешь? — взрывает меня. — Я спасал наш бизнес и все до единой копейки инвестировал в наше общее будущее. Тебе что спасать? Наши дела идут в гору! Работай, приумножай, пользуйся.
Черты его лица заостряются, взгляд становится жестким. Я раньше не видел у Славы такой мощной эмоции и теперь настораживаюсь, не зная, чего ждать.
Напряженно закуриваю.
— Твои дела, брат.
— Что?
— Твои дела идут в гору! — Он себя уже не сдерживает. Отчуждение нарастает как снежный ком. — Я сам по себе.
Дым застревает в горле. Закашливаюсь. Растираю окурок о дно пепельницы и хватаюсь за бутылку с водой. Наполняю стакан и выпиваю половину залпом.
— Слава, остынь, — стараюсь звучать рассудительно, чтобы не провоцировать его на большие глупости. — Ты сейчас перегибаешь. Ты сам не понимаешь этого? Время, что ты потратишь на то, чтоб разочароваться, ты отнимешь у себя же.
— Я разочаруюсь, если продолжу заниматься тем, что ненавижу, — подрагивающим голосом парирует Слава.
— Ты понимаешь, что это единоразовая акция щедрости? — с грохотом опускаю стакан на стол.
