Ради меня. Это так приятно, но я потом его еще потрогаю. Сейчас ему нужно другое.
Сжимаю его член крепко, но аккуратно, боясь сделать больно, и двигаю ладонью, периодически ловя затуманенные взгляды «брата». Он начинает двигаться мне навстречу.
— Чуть-чуть быстрее, пожалуйста. Мышонок. Взорвусь сейчас нахер.
Я очень стараюсь. Пару раз сбиваюсь с ритма. Он помогает. Его дыхание меняется. Да, такое было тогда в машине. Это я тоже очень хорошо помню.
Член в моей ладони словно становится на мгновение больше. Секунда, и горячая, мутноватая сперма выстреливает мне на грудь и живот. Я не понимаю, что делать дальше. Чувствую оргазм Захара своей ладонью и мне кажется, я сама кончила еще раз от одних этих ощущений.
Он помогает. Накрывает мою ладонь своей, делает еще буквально пару движений и ложится сверху, сразу же прижимаясь своими губами к моим. Я чувствую, как он дрожит. Чувствую, как все еще пульсирует его член мне в живот и слышу, как грохочет его сердце.
— Потрогала? — хрипло смеется он.
— Да! — довольно целую его в нос.
— А теперь пошли в душ. Пока мы окончательно друг к другу не прилипли.
Захар
У нас сегодня ленивый день. В связи с тем, что все наши еще на базе, у меня не просто увольнение, мини - отпуск.
Валяемся со Стасей на диване, смотрим сериалы, едим пиццу. Мышонок устроила голову у меня на плече, рисует пальчиком по животу. Напрягаю мышцы, она довольно урчит в ответ. Чертовски давно мне не было так хорошо. Никогда!
В дверь звонят так неожиданно, что мы оба вздрагиваем. Стася вопросительно смотрит на меня. Пожимаю плечами. Я никого не жду. Хозяйка квартиры сюда не приезжает, пока тут жильцы, а больше ни у кого этого адреса нет. Если только…
Переложив мышонка на подушку, надеваю джинсы и иду открывать. Как я и думал. Отец.
Внутренне подбираясь, отхожу в сторону, пропуская его в прихожую.
— Спокойно, ладно? — прошу, глядя как раздуваются его ноздри.
Не спрашиваю, как он нас нашел. Для чиновника его уровня найти квартиру, за которую его сын платит со своей карты, дело десяти минут. Меня больше напрягает его состояние.
— Захар, а кто приш… Па-па, — пищит мышонок, вжимая голову в плечи и стараясь натянуть мою футболку ниже в попытке спрятать под ней голые ноги.
— Иди в комнату, мы поговорим на кухне, — прошу ее, выжидательно глядя на отца. Он так и стоит на резиновом коврике, изображая древний гневный истукан.
Медленно окидывает взглядом меня с голым торсом, Стасю в моей футболке, под которой только трусики. Трясет головой и не разуваясь сворачивает на кухню.
— Брысь! — шиплю Стасе. — И не высовывайся пока!
Она убегает в комнату, но я знаю, будет подслушивать.
Вхожу на кухню и с ходу получаю кулаком табло. Голова дергается и взрывается болью. По инерции сделав пару шагов назад, тру скулу ладонью и не думая возражать. Я понимаю эмоции отца. Примерно такого я и ожидал.
— Ты головой об плац долбанулся, Захар?! — окончательно взрывает его.
— Я не буду за это извиняться, пап. Я люблю её. По-мужски. С этим уже ни хрена не сделать. Пытался.
Он закрывает глаза и медленно выдыхает в попытке успокоиться. Кулаки сжаты, шея напряжена.
— Ты можешь еще раз мне врезать, если тебе станет легче. Только куда я дену то, что горит внутри рядом с ней? Ты, как никто, наверное, знаешь, что я умею любить. Со мной она будет в безопасности. Останется в семье, в конце концов!
— Ты говоришь сейчас, как твоя мать, — хрипло отвечает отец, устало присаживаясь на табурет и моментально превращаясь из офицера в явно не спавшего всю ночь родителя.
Руки подрагивают. Он сжимает их в кулаки, чтобы я не видел этой слабости. Бледный, под глазами тени. Со свистом выдыхает, растирает ладонью грудь в районе сердца.
— Папочка, — на кухню заглядывает Стася.
Обходит меня, забирается к нему на колено, обнимает за шею и целует в щеку.
— Папулечка, не ругайся на нас, пожалуйста. Мы тебя очень любим.
— А его? — отец кивает на меня. — Захара ты тоже любишь? Как мужчину, не как брата? — его голос снова просаживается. На напряженной шее проступают вены и мышцы, кадык ходит ходуном.
— Давно, — малышка опускает взгляд. — Очень-очень сильно люблю.
От ее слов мое сердце с тройным усилием начинает качать кровь. Тепло и приятно. Это все про нее.
— Вы понимаете, что вы делаете? — отец смотрит на меня, машинально поглаживая Стасю по волосам. — Мне насрать на вопросы, которые будут возникать у людей, не посвящённых в подробности вашего происхождения. Что будет, если у вас ничего не выйдет?! В прошлый раз я собирал по кускам одного ребенка. В этот раз придется собирать двоих?! Это все внутри семьи, Захар! Вам даже спрятаться друг от друга будет негде! Или все? Семье конец? Тебе двадцать два, ей восемнадцать. У вас еще гормоны не улеглись! Интересно, хочется, потому что нельзя. А дальше что? Какие последствия будут у этой связи, дети?!
Отец ссаживает Стасю с колен. Резко встает. Сдавливает виски пальцами. Проходится ладонями по карманам штанов.
— Сигарету дай, — просит у меня.
Ухожу в прихожую, нахожу в куртке пачку. Возвращаюсь к ним.
Мышонок забралась с ногами на табуретку. Отец стоит у приоткрытого окна, терзает зажигалку. Протягиваю ему сигареты, вытащив себе одну. Он дает прикурить. Синхронно затягиваемся и выпускаем дым на улицу.
— Если у вас не получится, я не смогу выбрать сторону. Чтобы не ударило в ваши головы, вы все равно для меня дети. Мои, вашу же…. Дети! Я вот ее, — машет рукой на притихшую Стасю, — на руках держал, когда родилась. Крестить ездили с ее отцом. Я тогда обещание дал, что буду оберегать его дочь как свою, еще не зная, что случится трагедия. Я помню ее первые шаги, помню первые слова и первый утренник на двадцать третье февраля, когда я мчался из командировки, чтобы услышать стихотворение, которое они учили с мамой для папы и братика. Помню, как в младших классах ты дрался за нее, а я ходил к директору и гордо объяснял, что мой сын — настоящий мужчина, он защищает семью. Она за тобой хвостиком бегала. Захар гулять,
