Я пока не готова решать, нужен ли он мне в качестве партнера. А вот насчет отца для дочери. Да, нужен.
И чего Платон стоит, тоже будет видно. Я знаю, о чем говорю. У меня есть младший брат и младшая сестра. Дети - это прежде всего труд и терпение.
Когда-то давно, когда Матвей только родился, мы были с мамой вдвоем, без денег, без жилья, без поддержки, мама пересказывала мне притчу, которую ей рассказала врач-неонатолог: "Тундра. Там живет оленевод, который в понедельник пасет оленей. Он пасет их во вторник, среду, четверг, пятницу, субботу. Наступает воскресенье. Где же оленевод? Думаете, у него выходной? Нет, оленевод опять пасет оленей. И с понедельника все повторится - оленевод продолжит пасти оленей".
-Платон, тебе не приходило в голову спросить, чего хочу я? - задаю этот вопрос и не знаю, как он отреагирует.
Поднимает голову, всматривается мне в лицо, но рук не отнимает.
-Чего? - переспрашивает, нахмурившись.
Мы с ним сегодня пытаемся разговаривать. Нам это, правда, нужно.
И, кажется, он готов слушать.
-Я тебе не верю. Ты знаешь, почему. Но и выставить тебя я не могу. Не потому что у меня нет для этого возможностей. Потому что это будет нечестно по отношению к ребенку, который должен скоро родиться. Если ты захочешь быть отцом, я не буду мешать. Но предлагаю тебе задуматься, а нужно ли тебе это все. Это ведь не игра, это на всю жизнь.
Конечно, это не то, чего Платон ждал, но пока все, что я готова предложить.
-А мы? - он тоже старается прояснить свое положение.
Тут я ему не помощник.
-Я не знаю. Меня это теперь не очень волнует. Насколько я помню, ты утверждал, что все, что тебя интересует в девушках - это их возможность удовлетворять тебя в интимном плане. У меня ее нет. Так что ничем тебе помочь не могу.
Лицо Платона приобретает встревоженное выражение.
-Почему? Тебе, что, нельзя сексом заниматься?
Пытаюсь как-то справиться с желанием расхохотаться.
-Платон, ты всерьез спрашиваешь, почему у меня на восьмом месяце беременности нет желания обслужить тебя во всех позах?
Я не знаю, как у кого, но я сексуального возбуждения во время беременности не испытывала. Совсем.
Он снова хмурится:
-Да не про это я! У тебя какие-то проблемы со здоровьем?
Как тут ответишь? На последних месяцах беременности гинекологи советуют избегать половых актов. Кроме того, у меня отекают ноги, мучает изжога, ребенок все время пинается, причем довольно чувствительно, я не могу самостоятельно обуться, если обувь - не сандалии. Чтобы слезть с кровати, нужно поперекатываться с бока на бок словно колобок. И да! Все о чем я мечтаю - это заняться любовью со знойным мачо!
-В последнем триместре врачи не рекомендуют что-то совать во влагалище. А отсасывать я тебе не хочу - не заслужил!
Мой ответ звучит возмущенно. Что я сморозила, я понимаю лишь после того, как сказала.
-Лен... - Платон поднимается, возвышаясь надо мной, - Можно попробовать анал. Ты мою рожу даже видеть не будешь, раз уж я тебя так бешу.
-Ты-ы-ы! - и дальше я не могу усидеть на месте и подскакиваю с кресла.
Движение было резким, и очень не понравилось дочери, потому что она сразу же зарядила мне по ребрам.
-Ой! - я схватилась за живот.
Платон поддержал меня, обхватив руками.
-Я пошутил. Черт с ним с сексом. Давай ты рожать подождешь. Рано еще.
-Дурак! - фыркнула я, не удержавшись.
Ребенок в животе успокоился, только Платон не спешил убирать руки.
-Чего ты в меня вцепился?
Он приблизил свое лицо к моему, и я уловила запах жевательной резинки. Клубничной.
-Я на испытательном сроке? Жить у себя не оставишь?
Я в очередной раз задохнулась от возмущения. Может, ну ее - толерантность? И правда, ему скалкой втащить?!
Отпихиваю от себя этого индивида.
-Даже не мечтай. Здесь полно гостиниц. А парень ты небедный. Заодно найдешь, кто тебе напряжение в самой главной мышце снимет.
Платон смотрит с укоризной.
-Лен, я приехал к тебе.
Но мой боевой запал только начал разгораться:
-Не помню, чтобы я тебя звала.
-Ты не звала. Ты сбежала. Я тебя полгода искал. Лен, хватит. Я тебя очень сильно обидел и напугал. Мне жаль. Я очень жалею о том, что случилось. И... я же нравлюсь тебе...
Пока говорит, одну руку кладет на поясницу, вторую - на плечо. Удерживая меня, начинает поглаживать по спине, поднимаясь вверх по позвоночнику. Лицо, словно с обложки модного журнала, склоняется ко мне. Его теплое дыхание касается кожи. Я делаю вдох. И это моя ошибка. Запах его кожи, смешанный с запахом хорошего парфюма, проникающие в меня, сбивают с толку. Потому что подсознательное бывает сильнее сознательного. И память воскрешает во мне его прикосновения. Там, у него в квартире. Среди цветочных лепестков. Его губы, его руки, тяжесть его тела его член внутри меня. Дрожь пробегает по спине, возрождая потребность принадлежать мужчине. Подчиняться. Ноги слабнут. Губы приоткрываются, чтобы ответить. А руки оказываются на его плечах, чтобы оттолкнуть. Да, именно для этого.
Но почему вместо гневного ответа мой язык встречается с языком мужчины, что меня обнимает? И руки не отталкивают - напротив, притягивают его сильнее? Так хорошо! Жар мужского тела обволакивает меня, я чувствую его силу.
И кое-что другое. Тоже чувствую. Очень твердое. Упирающееся мне в бок.
Это заставляет прийти в себя. По поводу секса я не пошутила. Гинеколог высказался по этому поводу очень категорично. Ничего такого мне нельзя. Если я не хочу вызвать преждевременные роды. А я не хочу. Я хочу, чтобы моя дочка родилась вовремя, сильной и здоровой.
-Пла-а-то-о-он, - почему я имя его произношу, как будто уже стону под ним?
Тем не менее, мне удается отвернуться.
И даже сказать:
-Не надо, - правда, это звучит как мяуканье голодной кошки.
Вдох-выдох.
И уже тверже:
-Мне нельзя.
Он не отпускает, утыкается лицом в мои волосы, пытается привести в норму дыхание. Я чувствую, как подрагивают его руки. Да и все его тело сотрясает дрожь.
-Мне нужно в душ, - говорит осипшим голосом.
Я же в состоянии только мотнуть головой в направлении, куда ему идти.
Оседаю на кресло. Не хочу думать о том, что он будет делать в душе. Голый. Со стояком, который вот-вот порвет штаны.
Как все так быстро свернуло не туда?
Или все изначально было не так, как надо?
Платон появляется минут через тридцать, завернутый в мое любимое полотенце. С утятами.
И тут я задаю вопрос:
-А где твои вещи?
Хромов немного опешил.
-Я, что, сумку не заносил?
Он это специально?
-А документы? Телефон? Карты, деньги? - вылетают из меня следующие вопросы.
Он трет ладонью лоб, а я разглядываю обнаженный торс, слепленный из литых мышц с камушками темно-коричневых сосков. На его коже блестят капельки воды. Чем я вообще занимаюсь?
-Подожди, - Платон скрывается в коридоре, возвращается через пару минут.
-Только телефон. И немного наличных. Остальное - в сумке. Сумка была в такси.
Озвучиваю то, что вертится на языке:
-Ты - специально!
Он в ту же секунду оказывается рядом. Заглядывает в глаза. Хорошо хоть руки держит при себе.
-Я очень нервничал, когда ехал сюда. Увидел тебя, и все вылетело из головы. Какие там вещи! Я так боялся, что ты сделала аборт! Ни о чем другом думать не мог. Лен, поверь мне. Это не специально.
И я верю. Может, напрасно.
-Карты заблокируй. Я стажировку прохожу у профессора. У него много знакомых в полиции. Наверное, надо позвонить. Погоди! А такси где ты взял?
-Поймал возле аэропорта.
Да уж. Это вряд ли чем поможет.
Пока Платон ковыряется в телефоне, я звоню синьору Фернандесу. Мне немного неудобно, но Платону необходим паспорт. Он в стране, гражданином которой не является, и ухитрился оказаться без документов.
Профессор отвечает на мой звонок, я объясняю ему произошедшее. Он уточняет, помнит ли мой гость номер автомобиля. Тот, к счастью, помнит часть номера. Однако, Фернандес сам сейчас в аэропорту. Он торопится, быстро говорит мне, что ко мне приедет Матео и поможет.
