Пространство моего мира не хаотичное, оно подчинено каким-то непонятным мне, строго упорядоченным законам. Если в одном месте убыло — в другом прибыло.
Призмы с острыми гранями чередуются с пугающей закономерностью. Одна светлая, другая темная… словно шахматная доска…
Странно, я никогда раньше не видела черного хрусталя… И только сейчас заметила, что мой хрустальный граненый мир отнюдь не так прозрачен, как мне сначала показалось…
Напротив, черных граней становится все больше… пространство сужается… стены точно сдвигаются, приближаясь ко мне…
Все мои маленькие двойники куда-то исчезли, словно испугались. Так люди спешат покинуть улицу, завидев тяжелую грозовую тучу…
Я совсем одна в этом черном мире… В крошечном мирке размером с небольшой чуланчик… Такой есть у нас дома, в Рыбинске, в нем мама хранит на зиму варенья и соленья…
Господи, о чем это я?! Нет на свете никакого Рыбинска. И Москвы нет. Ничего нет… Только я и сужающиеся вокруг меня угольно-черные стены…
Черная шахта уходит глубоко вниз, словно бездонная труба. И я лечу по этой трубе, и сердце замирает в груди, а потом лопается с оглушительным хлопком, точно взорвалась петарда…»
— Катя, Катюша, проснись, ты кричала…
Она открыла глаза, и свет лампы ослепил ее на мгновение.
Пугающая чернота кончилась разом, словно провалилась в тартарары, и мир снова засверкал дробящимися искрами света…
Свет… Какая это радость! Какой яркий вокруг мир, он замер в ожидании счастья…
А счастье заключается только в одном — ее позвал знакомый мужской голос, и она просыпается с улыбкой, распахивает глаза ему навстречу, тянет руки…
— Димочка… Я видела такой страшный сон… Обними меня…
Он склонился над ней, осторожно провел ладонью по ее волосам…
Его лицо близко-близко… Но это не Дима. Это Федор…
Руки опустились и упали на постель. Катя отвернулась и опять закрыла глаза.
Свет — обман. Счастье — обман… Ей лучше вернуться обратно — во тьму…
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
Март выдался на удивление солнечным. Прав был Федор — тепло настало сразу, резко, и люди, сняв шубы, сразу надели легкие курточки.
В марте у Кати был день рождения. Но она ничего не сказала об этом Федору. Все равно праздновать не было настроения. Да и с кем праздновать?
В день рождения обычно хочется видеть родных, друзей, хочется, чтобы о тебе вспомнили те, кто тебе дорог и кому, как хочется надеяться, ты дорога тоже…
А у Кати теперь никого не было. Родители и братишка с сестрой в Рыбинске… Да, там еще новый член семьи: племянник или племяшка, на которого Катя никак не соберется приехать посмотреть…
А здесь Дима… Но он не захочет ее поздравить.
Несколько раз она набирала номер квартиры на Тверской, но трубку всегда брала Агриппина, и Катя тут же опускала свою на рычаг.
Интересно, там еще Димка или Кирилл заставил его съехать с квартиры, раз уж Катя перестала быть Светлой сестрой?
Если так, то в многомиллионном городе найти его вновь практически нет шансов… Разве что подойти во время занятий подготовительного отделения в ГИТИС или во ВГИК… За них заплачено вперед, до экзаменов…
Но Катя пересиливала себя, опасаясь, что Дима может опозорить ее при всех, сказать то, что говорил при расставании… И тогда назад возврата не будет уже окончательно…
В день рождения Катя даже домой не стала звонить, со стыдом думая, что мама, наверное, испереживалась, не зная, куда послать своей средненькой поздравительную телеграмму.
А может, они думали, что Катя устроит им сюрприз и явится без предупреждения…
Вот уж пирогов мама напекла! Катин любимый, с капустой и яйцами, и фирменный «сенаторский» торт с пышной прослойкой безе между бисквитами, и кулебяку с рыбой, и крошечные, на один укус, пирожки с картошкой…
Катя представила, как хлопочет сейчас мама, поглядывая на часы, чтобы успеть к приходу московского поезда.
Лида, наверное, тоже пришла с ребенком к ним и помогает маме резать салаты, а Игоряшку гоняют в магазин то за маслом, то за сахаром, потому что всегда забывают купить самое необходимое, а потом спохватываются в последний момент.
А ведь Катя даже не знает, кто родился у сестры: мальчик или девочка…
От мысли о доме Кате стало невыносимо грустно. Все соберутся вечером за столом, поднимут тост за именинницу, а именинницы-то и нет…
А может, никто и не готовится… Может, мама позабыла, какой сегодня день? Лидочке за хлопотами о ребенке некогда помнить о таких пустяках, а Игоряшке вообще все трын-трава, «по барабану», как он говорит.
Только вечером, ложась спать, мама спохватится и скажет отцу:
— Ой, сегодня ведь у Катюшки день рождения! А мы и забыли! Нехорошо… Надо было бы хоть телеграмму дать…
А отец ответит:
— А куда давать? Она нам адрес оставила, вертихвостка? «Главпочтамт, до востребования»? И то когда деньги понадобились…
Днем Кате заняться было совершенно нечем. Федор на работе, а она, перемыв после завтрака посуду, обычно делала уборку, потом варила обед и стирала.
Но поскольку занималась она этим каждый день, то в доме уже не было ни соринки, так все сверкало, в корзине не задерживалось ни одной грязной рубашки, а приготовление еды для двоих не слишком склонных к обжорству людей занимало совсем мало времени.
День рождения тянулся утомительно долго.
Катя подумала, что могла бы сходить в кино, немного побыть на людях, но решила, что в толпе незнакомых людей почувствует себя еще более одиноко. К тому же по телевизору один за другим шли мексиканские телесериалы, и Катя подсела к экрану.
Возможно, кто-то не смотрит такое «мыло» вообще, презрительно переключая канал… Возможно, кто-то скептически усмехается, вполглаза следя за событиями на телеэкране.
