— Я чувствую себя… странно, — Стася выровняла спину и запустила руки под тонкий джемпер. — Мне хочется касаться тебя… — Влад сглотнул, ощутив её ладони на своих рёбрах. — Это плохо?
Он приглушенно застонал и вытащил её руки наружу. Не знал, как ответить. Оба варианта не устраивали. Сгорал от желания ощущать эти самые ладони по всему телу.
— Ты злишься? — констатировала Стася, приняв его движения именно за злость.
— Нет.
— Злишься… я же вижу.
Вот же. Корчиться на его коленях от ломоты в теле и ещё умудряется умничать.
— Да! Злюсь. На себя злюсь. Что повелся и отпустил. Идиот. Ни в одной нормальной семье такого нет.
— А у нас… ненормальная семья. — И взяв его руки, положила себе на ягодицы, тихо выдохнув.
— Спасибо, что напомнила, — с силой сжал их, буквально ощутив вибрацию в каждой мышце. — Впредь никаких посиделок, девичников, клубов и прочей хрени. Только вместе со мной. Тогда хоть на столе танцуй. — Знал, что слышит его. Что понимает. Поэтому говорил, не позволял до конца отключиться.
— И ты будешь не против?.. — и уточнила: — Моих танцев? — Прижалась грудью, щекой коснулась его лба.
— Если они будут… — сглотнул, наслаждаясь этими прикосновениями. — Только для меня!
Она улыбнулась. Его теплая ладонь прошлась по её талии, замерла на бедре, поднялась выше, нежно погладила округлость груди.
Слегка подался вперед, оторвав спину от спинки дивана и Стасе пришлось отклониться назад, ухватившись руками за его шею, чтобы не упасть с колен. Он всматривался в её лицо, определяя, насколько она «с ним», следил за расширенными зрачками, отчего её глаза казались мистическими. Она вся была словно из другого мира: сексуальная, до одури соблазнительная, гибкая.
Знал, что не имеет права воспользоваться положением. Что будет презирать себя за подобное, но не мог остановиться. С силой обхватил руками её спину и сжал, сорвав с губ неразборчивый шепот. До ломоты в теле захотелось поцеловать, впиться в манящие мягкие губы и поглотить. Нельзя…
На какой-то миг сосредоточился на её громком дыхании. На трепещущих длинных ресницах, прикрывших одурманенный взгляд, на ощущении пальцев в своих волосах. А потом едва не кончил, когда Стася сжала его бедрами, прижавшись к каменной выпуклости брюк, и потерлась об неё.
Ещё год назад не думал, что так накроет. Что сможет так полюбить. Тогда поставил на себе крест и ринулся с головой в пучину мести, серых беспросветных дней. Закрыл сердце за семью замками и строго настрого приказал отказаться от самого яркого и светлого чувства, способного как исцелять, так и разрушать. Сейчас же… Хотел её до головокружения. Практически до боли. Чувствовал в ней потребность. И отступиться, отказаться практически невмоготу. Уже нереально. Влюбился. Даже не понял когда. Может, когда провожал после работы и подолгу стоял под её окнами. А может, когда впервые увидел обнаженной. Это уже не имело значения.
Не удержавшись, поцеловал. В маленькую аккуратную ложбинку на шее. С её губ сорвался тихий, едва уловимый стон, который прозвучал подобно раскату грома, подливая ещё больше масла в и так нехило горевшее пламя желания. Хотя бы так, через ткань почувствовать её тело.
Как же ему хотелось скользнуть по нежному бархату кожи, как тем вечером, когда перехватил после душа. Бредил от желания прикоснуться к самому сокровенному, сосредоточенному внизу живота.
Стася была далеко, не принадлежала себе. И это убивало. Воспользоваться ею сейчас — значило скатиться на самое дно. Перестать уважать себя. Это подло. На утро она бы тысячу раз раскаялась, как и он, наблюдая за её муками совести. Лучше вот так, желая, но не имея возможности взять.
— Что ты творишь со мной, Маленькая? — спрашивал не получая ответа.
Стоило успокоиться. И ему, и ей.
Стася прикрыла глаза, снова впустила руки под ткань его свитера и с полуулыбкой продолжила изучать грудь, плечи, пресс. Было желание освободиться от ставшей вмиг ненужной детали гардероба и предоставить ей полную свободу действий, но переборол его. Не хотел ещё больше накалять обстановку. Он и так на пределе. А она… всё больше погружалась в прострацию.
Лучше насладиться нежной кожей на шее, скользнуть по ней языком, по обнаженному плечу, слизать с него легкую дрожь.
Как же она красива.
Улыбнулся от тихого шепота, в котором расслышал свое имя с томными, хриплыми нотками. Да он зацелует её до потери сознания, только пускай не останавливается.
Приник губами к ложбинке между грудями и глухо застонал. В таком положении, сжимая в руках податливое тело, вдыхая умопомрачительный аромат можно и умереть. Его Настя… Его жена. Ради неё ничего не жалко. Лишь бы всегда была рядом.
Постепенно движения девушки стали плавными, расслабленными, неточными. Голова безвольно опустилась на его плечо, уткнувшись губами в шею.
На сегодня пыток хватит. Он и так едва держался на ногах от испытуемого напряжения. Ещё не понятно, кто в большем трансе. Все силы из него высосала, чертовка, а теперь уснула на коленях, как ни в чем не бывало.
Осторожно поднялся на второй этаж и, взобравшись с ней на кровать, положил на самую середину. Искушение лечь рядом было столь велико, что побороть его уже не было возможности. С гулким рыком вскочил на ноги, быстрыми движениями стянул с себя одежду и бросился под отрезвляющие потоки ледяного душа.
Глава 12
Утро.
Всё так же плохо. Из подсознания возник образ Влада и его слова о том, что на утро я ничего не буду помнить. Ложь… Мой сон поверхностен. Четко услышала, как он вернулся с утренней пробежки. Как довольно гавкнул Джой. Почему-то от хриплого, тихого смеха мужа, мурашки по коже. Волнительно. Проснулась основательно, испытав вселенского размера стыд, от которого хотелось лезть на стену. Спрятала голову под подушку и лежала так до тех пор, пока не послышался щелчок дверного замка.
Наконец одна. Вернулись позывы тошноты. Неудивительно. Как же она меня достала. Лень лишний раз пошевелиться, не то, чтобы встать и пройтись в ванную. Так и лежала, страдая от всего подряд. Хорошо, что сегодня суббота и у меня есть предостаточно времени подготовиться к завтрашнему празднованию дня рождения Варланова.
Только сейчас вспомнила, что нечего надеть. Туда не заявишься в чем попало. Придется прошвырнуться по магазинам. И сестру прихватить. Нужно же как-то компенсировать испорченное платье.
Вот радости-то будет.
Интересно, который час? Плотная ткань штор пропускала легкий свет. Так хочется позвать Джоя и попросить принести сумочку, которой не оказалось на тумбочке.
Спала в одежде, что не может не радовать. Мамочки-и-и… блин… мне нужно немного времени, чтобы выровнять дыхание. Я же вчера восседала у Шамрова на коленях и… Вот это да-а-а. Как я его не изнасиловала, одному только богу известно.
От воспоминаний по телу разлилась приятная истома, которую сразу испоганил стыд. Всё было бы не так страшно, если бы не было так печально. Ладно, с кем не бывает… Да-да, допустим такая фигня могла случиться с каждым (это я так себя успокаивала), подумаешь, занесло не в ту степь. Цеплялась к мужу. Но если бы на этом и закончилось: с исчезновением в крови следов наркотика, исчезли бы и воспоминания с осознанием того факта, что моя тяга к Шамрову возросла в разы. После такого находиться рядом с невозмутимым видом будет практически невозможно. Помню всё. Абсолютно. Где обещанная амнезия, а?
Это была изнанка. А вот с лицевой… коробила ситуация с Мариной. Не знаю, что печалило больше: неловкость и стыд за свое поведение или конфликт с подругой.
Подруга… Ага. Это ж надо было быть такой слепой.
О-хо-хо-юшки. Тянущая боль в животе усилилась. Поднялась с подушки, подтянув колени и обхватив их руками.
Верните мне равновесие. Мое равновесие с самой собою, внешним миром, друзьями. Я чувствую, что меняюсь, что далеко не так чиста и наивна. В чем причина? Это семейная жизнь так влияет на меня или я такой и была? Мне не было, например, жаль Никиту. С уверенностью отмечу, что отгреб заслуженно. Единственное, от чего разволновалась, так это от мысли, что из-за меня у Влада могут быть проблемы.
