— Не думаю, что эта татуировка мне понравится, — сказала я, пытаясь казаться пресыщенной, но потерпела неудачу. — Что за тату?
Мэддокс покачал головой.
— Скажи мне.
Он крепко сжал прутья, его глаза были свирепыми.
— Честно говоря, я не знаю. Они больше не делятся со мной своими подробностями.
Я кивнула. Мои пальцы коснулись повязки над изуродованным ухом.
— Полагаю, я могу считать, что мне повезло, что они не выбрали мой лоб для татуировки. Может, в следующий раз?
— Я больше не могу защищать тебя, — тихо произнёс Мэддокс. —Вот почему я связался с твоим отцом и рассказал ему о нашем местонахождении.
Мои глаза расширились, и я прижалась ближе, мои пальцы сомкнулись на его.
— Ты сообщил моему отцу?
Несмотря на его ненависть к папе — учитывая то, чему он стал свидетелем в детстве, я могла понять его рассуждения, даже если бы не разделяла их, — он связался с ним, ради моего спасения.
— Он может спасти тебя. У него имеется необходимая рабочая сила. Он, наверное, уже в пути. Если немного повезет, ты вернешься домой сегодня.
Мое сердце забилось быстрее.
— А как насчет тебя? После этого предательства твой дядя тебя не простит.
— Он не простит. Он убьет меня после того, как покончит с тобой. Он хочет, чтобы я смотрел, как тебе причиняют боль, потому что знает, что это сделает со мной. Но сомневаюсь, что он переживет нападение твоего отца, как и я.
Папа замучил бы и убил их всех, как они того заслуживали. Если только я не попрошу папу пощадить Мэддокса. Это никогда не входило в план. Изначально я искала доверия и близости Мэддокса, ради своего спасения на случай, если отец не найдет меня вовремя. Но все изменилось, даже если я никогда не хотела этого. Я не хотела смерти Мэддокса. Моя грудь болезненно сжалась при одной мысли о его смерти. Он не был невинен, отнюдь нет. Он виновен в моем похищении, в том, что отдал меня в руки своего дяди. Конечно, его дядя просто послал бы кого-нибудь другого, если бы Мэддокс не согласился, но дело не в этом.
— Мой отец не убьет тебя, если я попрошу его пощадить тебя.
Мэддокс прислонился лбом к решетке.
— Зачем тебе делать что-то подобное?
— Потому что я хочу, чтобы ты жил, — просто сказала я.
В этом было нечто большее — ничего, что я хотела бы рассмотреть или озвучить в данный момент.
— Но какой ценой? О чем попросит меня твой отец, если он вообще тебя послушает, — тихо спросил Мэддокс.
— Он попросит тебя сжечь свою косуху, разорвать любые связи с другими байкерами и, по крайней мере, поклясться в верности.
И для того, чтобы это произошло, было необходимо чудо. Без сомнения, ненависть отца к байкерам в этот момент безгранична, и Мэддокс на самом верху его списка ненависти.
Мэддокс медленно покачал головой, его губы скривились от отвращения, словно сама мысль о том, чтобы сделать что-то из этого, была для него невозможна.
— То, что, между нами, это одно, но мои чувства к твоему отцу не изменились.
— Тогда ты должен положить им конец. Это твой единственный шанс, если ты хочешь, чтобы мой отец пощадил тебя.
— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, Белоснежка. Я скорее умру, чем встану на колени перед твоим отцом и попрошу пощады.
Я закатила глаза.
— Для мужчин все всегда черное или белое, особенно для альф. Но жизнь полна серых зон. Ты все еще можешь быть свободен и сохранить свою драгоценную гордость, если поклянешься в верности моему отцу.
— Белоснежка, я буду повторять это тысячу раз, пока это не войдет в твою хорошенькую головку. Твой отец никогда не будет доверять мне, а я не буду доверять ему. У нас с ним есть прошлое, которое невозможно игнорировать. Даже твое обаяние и наши чувства к тебе этого не изменят.
Я прижалась лбом к его лбу, разделенная решеткой.
— Какие чувства?
Мэддокс мрачно улыбнулся.
— Я предал своих братьев по клубу и свою собственную кровь ради тебя. Как думаешь, что это за чувства?
— Похоть, — пошутила я, но голос был приглушен.
Ничего из этого не было частью плана, ни для Мэддокса, ни для меня.
— Гораздо больше.
Суматоха и треск веток заставили меня и Мэддокса разойтись, обыскивая местность. Коди и Эрл направлялись к нам с двумя байкерами, имен которых я не знала. Эрл держал Сатану на поводке, а Коди нес какую-то машинку.
— Как мило, — крикнул Коди с мерзкой улыбкой на своем уродливом лице.
Дядя Мэддокса, с другой стороны, выглядел разъяренным.
— Если бы я знал, как легко ты позволяешь киске затуманивать твой разум, я бы позаботился о том, чтобы ты держался от нее подальше.
Мэддокс взглянул на своего дядю с презрением и настороженностью.
— Пришло время закончить эту игру. Нашей целью был Витиелло, Эрл.
Его дядя проигнорировал его, остановившись перед моей клеткой и глядя на меня с тревожным блеском в глазах.
— У Коди талант к тату. Надеюсь, ты это оценишь.
Он отпер дверь. Я сопротивлялась желанию отступить, даже если каждая клеточка тела кричала о побеге. Я Витиелло. Я не могла показаться слабой, даже если была в ужасе от того, что ждало меня впереди. Я испытывала тот же ужас, когда меня впервые похитили, готовая сломаться под силой своего страха, но я не сломалась и сейчас тоже не сломаюсь.
Теперь я поняла, что Коди занёс машинку для тату в клетку, прежде чем схватил меня за плечо сокрушительной хваткой, когда еще два байкера втиснулись в узкую клетку. Они поставили генератор рядом со мной и подключили к нему тату-машину.
— Отпусти ее, — кипел Мэддокс, его глаза наполнились яростью, когда он схватился за решетку, выглядя готовым разорвать их.
— Твое слово ничего не значит, мудак, — сказал Коди.
Будут ли они пытать и убьют нас до того, как приедет мой отец?
Я верила в высшую силу, но никогда не молилась. Тем не менее, я умоляла того, кто слушал, позволить моему отцу прибыть вовремя. Вовремя, чтобы избавить меня от еще большей боли и того, что Коди собирался нанести чернилами на мою кожу. Чтобы спасти Мэддокса тоже.
Коди толкнул меня к собачьей будке, и я упала вперед, упираясь в грязную поверхность. Другой мужчина схватил меня за шею и прижал к поверхности. Раздался звук разрыва, и воздух коснулся моей кожи, когда моя спина обнажилась. Я боролась, но у меня не было ни единого шанса против троих мужчин, сидевших со мной в клетке.
— Эрл, будь благоразумен, ради всего святого. Витиелло будет здесь с минуты на минуту. Не трать свое время на это, — Мэддокс попытался урезонить своего дядю, но его голос не был похож на голос человека, хотевшего вести переговоры.
Это звучало убийственно.
— Витиелло хочет поиздеваться над нами? Его дочь расплатиться за это.
Я закатила глаза так сильно, пока не поймала пристальный взгляд Мэддокса. Послышалось жужжание иглы. Я впилась зубами в нижнюю губу. В тот момент, когда игла коснулась моей спины, боль разлилась по позвоночнику. Я зажмурилась, защищаясь от отчаянного выражения лица Мэддокса и мира в целом. Коди, вероятно, хотел, что это было особенно больно, но, за исключением нескольких резких вдохов, я не доставила никому из них удовольствия ни криком, ни мольбой. Они все заплатят в десятикратном размере. Даже если бы это потребовало моего последнего вздоха, я бы позаботилась об этом.
В конце концов боль превратилась в огненный ожог и пульсацию, к которой я в конце концов привыкла. Я не была уверена, сколько времени заняло это испытание, но когда меня наконец отпустили, я почувствовала себя слишком слабой, чтобы выпрямиться. Я притворилась, что потеряла сознание. Мои глаза горели от слез, готовых пролиться, поэтому я заставила себя закрыть веки.
