Ирэне Као - За всю любовь

Удивительно, но сейчас она думает, что люди в цветных одеждах на похоронах – это самое абсурдное мероприятие, в котором ей приходилось когда-либо принимать участие. Но она уверена, что именно так хотел Джорджо. Линда надела шелковую блузку красного цвета – один из любимых дядиных цветов, и родителей уговорила не быть во всем черном. И как бы не было больно об этом думать, пусть эта церемония станет последним на земле праздником дяди Джорджо.

Линда думает о Томмазо: ей так хотелось бы, чтобы он был рядом. Сейчас, как никогда, она ощущает его отсутствие. Он далеко и не обнимет ее своими сильными руками, не погладит по голове со словами утешения. И если хорошо подумать, уже не в первый раз он оставляет ее одну в трудную минуту. Линда старается прогнать эту мысль, которая доставляет ей еще больше боли. Конечно, здесь ее родители, Карла и Адриано, сестра Альберта, но ей не хватает поддержки, которую может дать только спутник жизни, каким был Фаусто для Джорджо. Томмазо мог бы что-то придумать, она на его месте бросила бы все и примчалась с другого конца света, чтобы быть с ним рядом.

Но все люди разные, Джорджо когда-то ей об этом сказал. И сейчас она не может его разочаровать, забыть то мастерство, которое он стремился ей привить. Когда священник посыпал пеплом гроб и окропил его святой водой, Линда выходит вперед, достает из сумки блокнот, открывает заложенную страницу и начинает читать.

Дорогой дядя,

сегодня я хочу почтить твою память и сказать, кем ты всегда был и останешься для меня. Я не хочу думать, что тебя больше нет, ты всегда будешь в моей жизни. Ты дарил мне бесконечную любовь, которую я ощущала даже в мелочах. Ты всегда заботился о том, чтобы я была счастлива, и говорил: «Иди уверенно к своему счастью и обходи стороной превратности судьбы».

В детстве, когда мама и папа были заняты, ты заботился обо мне: делал деревянные игрушки, приезжал за мной в школу, готовил еду, закутывал меня в одеяло перед сном. Когда я росла, ты учил меня любить искусство, творить своими руками, не бояться ошибаться, ведь только в несовершенстве кроется магия, так ты всегда говорил.

Твои смелость и неутомимая сила в преодолении препятствий навсегда останутся для меня путеводной звездой и напутствием. Я не хочу говорить о тебе так, будто тебя больше нет, потому что чувствую, что и сейчас ты рядом. И теперь настало время, чтобы я продолжила дело всей твоей жизни. Я знаю, что у меня все получится, если я буду слушать твой голос, который и сейчас слышу в тишине.

Ты указываешь мне мой путь, и с твоим благословением мне ничто не страшно.

Спасибо, дядя.

За те слова, что ты мне не сказал, а я их поняла лишь сейчас.

Ты навсегда останешься в моем сердце.

Небольшой круг людей растроганно аплодирует, но тихо, почти неслышно, а чуть поодаль два скрипача начинают играть «Сарабанду» Генделя. Гроб в причудливом голубом чехле медленно погружается в могилу, как маленькая лодочка, падающая в бездну.

Мало-помалу люди начинают подходить ближе, каждый срывает красную гвоздику и бросает в яму, а затем приносит родственникам ритуальные соболезнования. Линда приветствует всех, пожимает руки, признательно улыбается, и это ее невероятно изматывает, потому что лиц слишком много и слишком много разных слов, к которым надо прислушиваться. Кажется, что они эхом отдаются в пустоте, образовавшейся внутри. Поэтому, убедившись, что на нее никто не смотрит, она потихоньку уходит по узкой аллее, поднимающейся на холм. Ком внутри камнем давит на грудь. Образ дяди, закрытого в этом маленьком гробу и погребенного на глубине нескольких метров под землей, пульсирует в голове, вызывая незнакомое чувство клаустрофобии. Из груди вырывается хрип, она хочет разбить лед, мешающий дышать. Линде хочется плакать навзрыд, но слез нет, и в горле ком.

Внезапно чья-то сильная рука ложится ей на плечо. И теплое прикосновение мгновенно растапливает глыбу боли. Линде не нужно смотреть на этого человека, чтобы узнать его руку. И все же она с любопытством и страхом оборачивается. И вот они, его глаза, которые говорят красноречивее всяких слов.

Линда и Алессандро.

Они тонут в глазах друг друга.

Алессандро протягивает руку и нежно гладит ее по щеке. Она сжимает его запястье, погружается в его объятия и замирает. Ей с ним так тепло и спокойно, Линда знает это, как никто другой.

И вдруг слезы облегчения хлынули обильными потоками, и она вся сотрясается от рыданий, которые приносят спасение и исцеление.

Алессандро дает ей выплакаться. Он знает, что слова сейчас не нужны. Он приехал неизвестно откуда, из-за той стены, которую она сама возвела между ними, чтобы избавить ее от боли. Он приехал к ней, чтобы дать то, что ей нужно. Только он, и никто другой, может заполнить пустоту. Он не исчезнет. Теперь Линда в безопасности.

– Я знала, – шепчет Линда. – Знала, что ты не оставишь меня одну.

Алессандро смотрит ей в глаза, и она тонет в его взгляде, наполняясь спокойствием.

– Я так устала, Але, пожалуйста, забери меня отсюда, – говорит она еле слышно.

Голос у нее охрип от слез, которые все текут и текут. Все барьеры сломаны, и боль изливается наружу. И только Алессандро знает, как облегчить ее страдания. Ничего не говоря, он берет ее за руку и ведет по проселочной дороге к пятачку асфальта, где припаркован его черный «Харлей Роад Кинг». Линда покорно идет вместе с ним. Сейчас она пошла бы за ним куда угодно. Алессандро помогает ей сесть на заднее сиденье мотоцикла, затем садится сам, включает двигатель и решительно разгоняется.

Через несколько метров они уже едут по асфальтированной дороге к лесу Кансильо. Линда прижимается к нему всем телом, как к источнику жизни. Сейчас она ни о чем не хочет думать, лишь понимает, что Алессандро будет рядом всегда, когда ей это будет нужно. И это несмотря на то, что не так давно она обвиняла его в обратном. Но сейчас Алессандро здесь. А Томмазо – нет.

Линда прислоняется головой к спине Але, чувствует себя дома и хочет выплакать последние слезы, которые высушит встречный ветер. Она не знает, куда он ее везет, но чувствует себя с ним защищенной.

Линда до сих пор помнит, как в юности Алессандро катал ее на своей белой «Веспе» – полумертвой развалине, которая то и дело ломалась, и им приходилось возвращаться домой пешком. Теперь он взрослый мужчина на великолепном «Харлее», который плавно прорезает дорогу, будто следуя за опускающимся между гор солнечным огненным диском.

Поворот за поворотом, дорога то шире, то уже, и наконец – прямой спуск, и вот уже видна белая колокольня Фрегоны. Але знает, что ей сейчас нужно, поэтому он здесь, рядом с ней, и Линда еще крепче обнимает его.