Я тут же распечатала его и взглянула на красивый мужской почерк…
***
«Здравствуйте, Тина!
Если читаете это письмо, значит, нас с женой больше нет. Единственный близкий человек для нашего сына — это вы. Однажды, подарили ему шанс на спасение и только благодаря вам он жив… И, наверное, поняли уже, о чем хочу просить. Примите Тимура в вашу большую дружную семью, тем более ваш муж приходится ему биологическим отцом. Да-да, не удивляйтесь, всегда знал, что не родной мне. Стремление Полины стать матерью не задело, простил измену, ведь из-за бесплодия, о чем узнал позже, не мог дать желаемое. А сына полюбил и никогда не считал чужим. Надеюсь, был хорошим отцом…
Возвращаясь к моей просьбе, только не сочтите за оскорбление — ваши чувства мне понятны, смириться с ситуацией было непросто, но именно от вас зависит судьба Тимура. Я хочу, чтобы он рос в семье, среди близких людей и совсем не против правды — пусть знает, кто его настоящий отец, со временем, конечно, а вы, по сути, тоже сроднились с ним. Будьте родителями нашему мальчику. Кроме вас, у него никого не осталось…
Алексей Герц».
Перечитала несколько раз, не без слез на глазах… Ответ внутри созрел мгновенно: пройти мимо и сделать равнодушный вид — не могу. Но что скажет Ян? Решать самостоятельно за всех не имею права.
— Теперь знаете, зачем пригласил, — подытожил Евгений Борисович, глядя в мои заплаканные глаза. — Письмо не читал, разумеется, но замысел известен.
— А Полина тоже присутствовала при оформлении завещания? — меня интересовало, была ли она в курсе об информированности мужа относительно сына.
— Да, Полина была инициатором. Но никто не думал, что случится авария, оба хотели лишь подстраховаться, а тут такая трагедия… Тимур уцелел каким-то чудом.
— Ясно… — я вытерла мокроту с лица.
— Каким будет ваш ответ?
— Мне нужно с мужем поговорить, смогу это сделать не раньше, чем он вернется.
— Понимаю. Вопрос серьезный. Подумайте, обсудите. Постарайтесь дать ответ в ближайшее время. Близких родственников у Герц не осталось… Желающие есть взять Тимура под опеку, но, боюсь, там только деньги волнуют, а ребенок станет не нужен, вы же — обеспеченная семья и, главное, у вас трое детей — он не почувствует себя одиноким, быстрее справится с горем.
Хорошо говорит, складно, только, как всегда, возникает много «но». Лично я согласна, чтобы мальчик жил с нами, его судьба не безразлична, и он сын Яна — от этого никуда не деться. Но как быть с остальными членами семьи, взрослым придется рассказать все без утайки. И как воспримут новость?
«Ты же ведь не отказалась бы от ребенка Яна?» — вспомнились слова Полины уже не первый раз. И звучит теперь как пророчество, словно тогда все решено было…
«Конечно, не откажусь» — ответила мысленно.
Осталось услышать мнение других.
***
Попрощавшись с юристом, направилась в больницу. Хотелось поговорить с врачом, узнать о состоянии Тимура, встретиться с ним… Хотя не уверена, что пустят, все-таки не родственники, но рассчитывала на понимание.
Мои надежды не оправдались. Даже не выслушали и контакты доктора не дали. Но я — не я, если не добьюсь своего. Позвонила Марго и попросила по личным связям найти этого доктора, только не объяснила для чего. И буквально через полчаса ожидания, он сам искал меня в фойе. Долго извинялся. Отругал сотрудницу, больше для вида, конечно. Потом пригласил в свой кабинет. Мужчина представился Сергеем Сергеевичем.
— Так вы сказали: будете оформлять опеку над Тимуром?
Кивнула, поведав вкратце визит к юристу.
— А кем вы приходитесь? — вполне прогнозируемый интерес.
— По сути, никем… Вы знаете, что у него рак крови был? Вот я стала донором.
— Нет. Откуда? — вздохнул Сергей Сергеевич. — Нужно запросить документы…
— Как он?
— Перелом ключицы, множественные ушибы, сотрясение, в остальном — почти не пострадал, на удивление… Родители погибли мгновенно. Все это время, пока не приехала скорая и полиция, он сидел возле них… И сейчас по большей части молчит или отвечает односложно «да/нет», психолог работает с ним — результат есть, но лучше семьи ничего нет… забота и любовь…
Бедный ребенок. Пережить такое никому не пожелаешь. В моих силах помочь ему справиться с утратой.
— Можно увидеть Тимура? — вдруг получится разговорить.
— Да. Пойдемте: провожу.
Пока шли по коридору, успела разволноваться. Он должен узнает меня, а вот захочет ли слушать? И что сказать, как начать?
Когда-то Макс оказался в похожей ситуации, найдя мертвую мать… Правда, с ним проблем не возникло, сам тянулся к общению и не замыкался в себе. Мы быстро сблизились.
— Тимур? — позвал его Сергей Сергеевич. — Смотри, кто пришел навестить тебя?
Мальчик оторвался от телевизора. Перевел взгляд на нас. На лице отразилось удивление и, о, чудо, не верю глазам, улыбка! Он искренне рад мне.
— Вы оставите нас? — отвлекаю доктора, который тоже поражен резким переменам в настроении пациента.
— Конечно.
Я присела на край кровати, взяла его правую руку, вторая — привязана к туловищу, дополнительно фиксируя перелом.
— Привет, — поглаживаю ладонь мягкими движениями.
Тимур просто кивает.
— Помнишь меня? — уточняю на всякий случай, видно, что узнал, хотя мы всего пару раз встречались: один — для знакомства, второй — перед операцией.
В ответ снова кивок, а пальцами сжимает мою руку.
Расслабляюсь от этого простого жеста. Чувствую доверие в детском сердечке.
— Сильно болит? — показываю на бандаж.
Он отрицательно мотает головой. Это успокаивает, хотя заметно, как по-мужски крепится.
— Хочешь: поговорим? — осторожно интересуюсь.
«Нет» — читаю по губам. Что ж, настаивать не стану, не все сразу.
— Я буду навещать тебя. Можно?
«Да» — произносит едва слышным шепотом.
— Хорошо. Как тебя обычно зовут — Тим? — намеренно спрашиваю так, чтобы ответ уложился в «да» или «нет».
Кивает и улыбается. А внутри что-то щелкает, когда смотрю в его глаза, если бы не их цвет, глубокий серый, то увидеть сходство с Яном не сложно — тот же разрез, форма бровей, высокий лоб, прямой нос, пожалуй, губы пухлее, а лицо, по-детски, круглое и оттенок волос пепельно-русый. Полина пожалела мои нервы, сказав, что сын на нее похож: не спорю, это так, но в нем много от Яна. Тогда я не стала, Тима разглядывать, хотелось отрешиться и не думать о прошлом мужа. И мальчик болел, выглядел иначе: худым, изможденным лекарствами, процедурами… Сейчас же вижу любимые черты в нем…
Не скрою, снова неприятно и больно, но всячески стараюсь не развивать в себе мрачные мысли, в которых другая женщина ласкает Яна, извивается и стонет в его объятиях… Моя задача сделать счастливым этого ребенка.
— Не плачь, — тихо говорит Тим и тянется к моим щекам, пытаясь стереть слезы. — Мама сказала, ты заберешь меня, если их не станет.
От этой фразы и звучания его голоса замираю, не могу вымолвить ни слова.
Глава 29
Глава 29.
Я не должна была обещать Тиму… Не должна… Пока не заручусь поддержкой Яна, не стоило дарить надежду на новую жизнь и семью. Но сделала это, не в состоянии оторвать взгляда от доверчивых детских глаз, в которых видела мужа. Ведь мысль, что он будет где-то далеко, при наличии живого отца — причиняла боль, вызывая внутренний протест и желание уберечь от любых проблем. А фраза: «ты же мне родная, правда?», намекая на мое участие в операции — сразила наповал, покорив окончательно. И еще добавил: не станет молчать, будет выполнять рекомендации врачей, лишь бы я пришла вновь и не бросала. Разве могла поступить иначе после таких слов? Нет, конечно, нет…
Ян поймет и примет. Уверена. Даже если бы речь шла о совершенно постороннем ребенке. Он не говорил, но возможно, узнав о сыне, рожденном при таких обстоятельствах, ему было не все равно, как пытался показать мне, не желая огорчать. И с мальчиком не знакомился, чтобы не привязываться, не поселять в своей душе навязчивые мысли, а потом стремиться общаться с ним, принимать участие в жизни…