Ползет ладонями по моим бедрам, целует шею, подбородок.
– Роб… А, если кто-то придет? Я боюсь…
– Тогда в твоих интересах поторопиться…
Задыхаюсь от его поцелуев, желания, вспыхнувшего как сухой порох… Обнимаю сильные плечи, глажу его лицо, ласкаю густые жёсткие волосы… И, понимаю, чего мне так не хватало все эти дни… Он же комплексовал и намеренно отказывался от близости, считая себя неполноценным! А я терпеливо понимала его состояние, не проявляя к мужу интереса. А сейчас… Внутри словно надорвался нарыв. Выплеснулся безудержной страстью, словами любви и нежности, да и моими дурацкими подозрениями тоже…
– Роб… Я тоже люблю тебя. И я… Я хочу быть для тебя интересной всегда. И я так боюсь, что ты меня разлюбишь. И появится какая-нибудь Кира или Катя…
Платье болтается на талии, а кожа горит от поцелуев мужа. Впитывает ласку, как губка. Его руки везде – сжимают, гладят, мнут. Я плавлюсь воском в сильных руках, кусаю губы, с трудом сдерживая стон удовольствия. Растворяюсь в нем полностью, живу и чувствую – здесь и сейчас…
– Ты никогда не будешь неинтересна мне, Зой. С тобой не соскучишься, Заяц, – хрипло выдыхает он, разделяя со мной удовольствие.
Я молчу, чувствуя себя абсолютно счастливой. Слушаю его сердце, гулко бьющееся в груди, целую веки, влажные губы, подбородок… Взрослею. Понимаю, что ничего не могу загадать, запланировать или предвидеть. Ничего. Тогда, зачем переживать о будущем? Я буду жить здесь и сейчас, рядом с ним… Принимать от судьбы каждый дарованный ею миг, смотреть в глаза своего мужчины – того, кого люблю… Верить ему беззаветно, не оскверняя доверие чужим мнением или желанием разрушить нашу семью. Никому не позволю этого сделать… Кире, Кате или Глаше…
– А я вообще однолюб, Зайченко, – шепчу в ответ. – И тебе от меня не отделаться…
Зоя.
Я перестаю думать о Кире. И всему виной суд, посвященный пересмотру дела моего папы. Ладошки потеют, а в глазах темнеет, когда я думаю о нашей встрече. Какой он сейчас? И как набраться смелости поднять на отца взгляд? Мне больно думать, что папа меня не простит… Я повзрослела, пересмотрела свои и чужие поступки, изменилась… Наверное, теперь я умею прощать… Идти на компромиссы, верить, понимать поступки человека. И я понимаю папу… Безусловно, он преступил закон. Хотел сделать нашу с мамой жизнь лучше. Что теперь вспоминать о его мотивах? Мне хочется верить, что показания Креста помогут папе сократить срок, а маме – набраться терпения и ждать его возвращения.
– Ты как, Зой? Бледная, осунувшаяся… Может, поедем домой? Либерман и без нас справится, – участливо произносит Роберт.
– Нет, – качаю головой, издали заприметив кортеж Крестовского, припарковавшийся поблизости.
Из первого бронированного автомобиля выходя два телохранителя, из второго – еще два. И только из третьей машины появляется Крест. Худой, скукоженный от страха повторного покушения, он выглядит совсем не так, как я помнила.
– Крест. Собственной персоной. Я боялся, что он передумает и откажется от показаний, – протягивает Роберт, кивая Виталию.
– Надо было тебе остаться дома, Роберт, – почти скулю я. – Сейчас он увидит нас вместе, накрутит себя и…
Не успеваю договорить – Крест в окружении охранников направляется к нам. Его взгляд, нетвердая походка, сгорбленная спина выдают страх…
– Здравствуй, Зоя. Рад тебя видеть, – игнорируя Роберта, произносит он. Тянет ладонь для рукопожатия. Я жму его протянутую руку в ответ.
– И я рада, что у вас все хорошо. Спасибо вам, я не ожидала, правда…
– Счастлива? – переводит он взгляд на Роба.
– Да, очень. Я, правда, очень счастлива.
– Спасибо вам, – вмешивается в нашу беседу Роберт. – Вы не представляете, как это важно для нас.
– Почему же, представляю. Кстати, Зоя, все забываю тебе сказать… Хотя с тобой, наверное, связались из администрации?
– Нет, мне никто не звонил. А что такое?
– Тебе назначили денежную выплату, компенсацию. Следствие установило личности поджигателей. Это представители одной из местных фирм-застройщиков. Уж очень им приглянулось это место. Хотели построить там гостиницу или хостел для туристов, а тут вы… Они в прошлом году предлагали собственникам купить их кафе или торговые точки, но цену предлагали мизерную. Не сошлись в интересах, в общем…
– Я так и думала! Это хорошо, я очень рада.
Мы разговариваем сдержанно. Крест с теплом смотрит на меня, словно жалеет о несбывшемся прошлом и своих поступках. Даже не пытается оправдаться, понимая, что сейчас любые его слова покажутся бессмысленными. Все уже случилось… Арест отца, покушение на Креста… Наверное, вселенная сама все решила… Дала каждому по заслугам.
– Встать, суд идет!
Вскакиваю, ища глазами папу. Двери в противоположной стороне зала шумно распахиваются, являя взору сгорбленного мужчину в наручниках. Он обводит зал взглядом, останавливая его на мне. Из груди вырывается шумный вздох. Я ощетиниваюсь, как дикий зверь. Все воспринимаю с непонятной, неизвестно откуда взявшейся агрессией – прикосновение Роберта, слова мамы… Они мешают мне смотреть на папу. Мешают подойти к нему…
– Зоя, стой. К нему нельзя, – шипит Роб, хватая меня за руки.
Я ничего не слышу – прохожу мимо собравшихся в зале заседаний людей, иду напролом, не слыша требования судьи остановиться.
– Папочка, прости меня…
Слезы льются из глаз и разъедают кожу. Голос дрожит, сердце больно колотится. Папу закрывают в клетке, но мне удается подойти. Я почти рядом… Так близко, что могу протянуть ему руку и пожать ее. Посмотреть в родные глаза, чтобы увидеть в них свое отражение. Попросить прощение и получить его. Потому что папа тоже взрослый. Теперь, как я. Или я, как он – неважно.
– Зоя Филипповна, займите свое место. Или суд будет вынужден удалить вас из зала, – гремит голос судьи.
– Уважаемый суд, я ходатайствую о предоставлении заключенному Филиппу Шнайдеру права на короткое свидание. Зоя беременна, ее супруг перенес тяжелую операцию. Позвольте родным людям поддержать друг другу в такое трудное время, – умно включается в монолог судьи Либерман. – Пять минут. Мир не сойдет с орбиты, если Зоя и ее мама обнимут отца.
– Пять минут, – металлическим голосом произносит судья и захлопывает папку.
– Объявляется перерыв! – кричит секретарь суда.
Краем глаза вижу, как к нам несется мама. Счастливая, заплаканная, она являет собой совершенно трогательное зрелище.
– Оксана… Зойка моя, Зайчик, – обнимает нас папа.
– Папуль, ты не злишься на меня? Я так виновата, что плохо о тебе думала… А это все Виталий. Надеюсь, сегодня все решится самым лучшим образом.
– Да брось ты, Заяц. Я сам виноват. Вины не отрицаю, отсижу, только положено, вы меня только ждите, девчонки, ладно?
– Будем ждать.
