вращать вилкой в сторону Джонни, — я бы не стала ждать и пяти минут.
— О, боже, кто-нибудь, убейте меня, — сказала я пологу из листьев над нашими головами.
— Этому не бывать, — весело ответила Адди.
Поэтому я повернулась к Джонни, осторожно забрала у него Брукса и объявила:
— Я иду гулять и беру Брукса с собой.
— Не уводи Джонни. Нам есть о чем поговорить, — заявила Адди.
Я пронзила ее убийственным взглядом.
Она ухмыльнулась мне сквозь очередную порцию свинины.
И тогда самый очаровательный белый лабрадор в мире подскочил к нам, а затем вторгся на покрывало и прыгнул на Джонни.
Чтобы игривый пес не разбудил Брукса, я отклонилась в сторону, но потом замерла.
Полностью.
Потому что Джонни был спокоен.
Абсолютно.
Пес кружил вокруг Джонни, лизал его в шею, бородатые щеки, тыкался в него мордой и наклонялся, чтобы обнюхать его руку, а Джонни просто смотрел на него.
Я тоже уставилась на него.
Внезапно Джонни отпустил мою талию, поднял руки и зажал собачью голову между ладонями. Собака и мужчина пристально смотрели друг другу в глаза, прежде чем пес дернулся и лизнул Джонни от челюсти до виска.
Это был Рейнджер.
Его пес.
Его вернувшийся малыш.
Это было воссоединение.
Счастливое.
— Мальчик, — пробормотал Джонни с таким глубоким чувством, что мой желудок, скрутившийся в болезненный узел, опалило жаром даже сквозь боль.
Хвост Рейнджера вилял так сильно, что все его тело виляло вместе с ним.
Наконец, Джонни поднял глаза, и я посмотрела в том направлении, куда они были устремлены.
И там, может, в футах десяти от нашего покрывала, стояла она.
Высокая.
Пышногрудая.
С гривой диких, красивых, темно-рыжих волос.
В убийственном наряде, очень похожем на тот, в котором был Джонни: облегающая черная футболка с изображением сердечка с игральной карты и какой-то надписью, сильно вылинявшие джинсы, ковбойские сапоги и много серебра на запястьях, в ушах, на пальцах и шее.
И лицо, из-за которого войны могли начаться и закончиться.
Она была так красива, что я с первого взгляда позавидовала ей с такой силой, что мне показалось, будто я начала съеживаться, сидя на своем покрывале для пикника рядом с Джонни. Съеживаться и скукоживаться, пока не почувствовал себя ростом в два дюйма.
На ее лице отразилось поражение, страдание и мука.
А потом она побежала. Как героиня романтического фильма, с грацией красавицы, которая была присуща только ей, она повернулась и помчалась сквозь толпу, подпрыгивая и уворачиваясь, ее волосы развевались позади, отливая на солнце рубиновым сиянием.
Я наблюдала за ней, поэтому не знала, как это произошло, но Рейнджер сделал выбор и помчался за ней.
Однако он остановился. Остановился, оглянулся на Джонни и с чем-то похожим на «пойдем!» рывком головы в сторону Джонни, от которого его висячие уши взлетели, повернулся и побежал за ней.
А я сидела летним днем, застыв в агонии, на покрывале для пикника, залитом солнцем, держа на руках племянника, когда почувствовала рядом внезапное движение, и Джонни Гэмбл, не говоря ни слова, вскочил и побежал за ними обоими.
Иззи
На следующее утро я натягивала резиновые сапоги на заднем крыльце, когда дверь в дом открылась.
Подняв глаза, я увидела сестру в пижаме, с растрепанными после сна волосами, выглядящую одновременно только что проснувшейся и уставшей, с тем же выражением, которое я видела на ее лице в вечер приезда и на следующее утро.
— Привет, — ласково поздоровалась она.
— Привет, — решительно ответила я.
— Ты в порядке?
Нет.
Нет, я была не в порядке.
— В порядке, — солгала я.
Адди протянула мне мой телефон.
— Он снова звонит, — сообщила она.
Она снова включила звук.
Я бы хотела, чтобы она этого не делала.
Я даже не удостоила телефон взглядом.
— Я покормлю лошадей и выпущу их погулять. Вчера утром мне не удалось почистить их стойла, так что я вернусь, приготовлю вам завтрак, переоденусь, а потом займусь уборкой.
— Я тебе помогу.
— Не нужно.
— Я помогу, — настойчиво заявила она.
— Кто-то должен присматривать за Бруксом, — напомнила я ей.
— Он может побыть в конюшне. Дети тысячелетиями вертелись вокруг лошадей, ели грязь и все такое, и выжили. К тому же, его любимое место на земле — с мамочкой и тетушкой Иззи, именно там он и будет.
Я пожала плечами, наклонилась к сапогам, наконец, их надев, и сказала:
— Если ты не против, то и я не против.
Я направилась к сетчатой двери заднего крыльца, когда Адди окликнула меня по имени.
Я повернулась к ней.
— Ты должна поговорить с ним, — тихо настаивала она.
Этого не произойдет.
Он ей нравился. Один короткий разговор на покрывале во время пикника, и он ей понравился.
Неудивительно.
Это же Джонни.
Я кивнула, пробормотав:
— Может быть, позже, — и вышла через сетчатую дверь.
Я направилась в конюшню, стараясь не думать о вчерашнем звонке Джонни, когда мы ехали в машине домой с фестиваля. И мы отправились домой с фестиваля примерно через десять целых восемь десятых секунды после того, как он убежал за Шандрой.
Хуже того, мы собирали вещи и сбегали под добрыми и сочувствующими взглядами многочисленных зрителей, ставших свидетелями воссоединения Джонни и Шандры, произошедшего всего через несколько минут после того, как он обнимался со мной на покрывале для пикника.
Воссоединения, после которого он, не оглядываясь, умчался за ней.
Я не ответила, потому что знала, зачем он звонит.
Это же Джонни. Милый. Джентльмен. В перипетиях мучительной ситуации он мог обо мне забыть. Но вспомнил бы, как только до него дошло, что он сделал, и он был бы настолько добросердечен, насколько мог, когда стал бы объяснять, как обстоят дела.
Но мне это было не нужно.
Я знала, где мое место, еще до того, как все произошло.
Это было бы мило с
