неохотно ей протянул.
– Когда я в прошлый раз принимала такую, она на два месяца сбила мне цикл.
Мысль о том, что ей уже приходилось принимать подобное, вызвала укол ревности.
– Ну так не принимай.
Она фыркнула.
– Я не буду отправлять своего ребенка погостить в Россию каждое лето, Аллистер.
Ей бы не пришлось отправлять его или ее куда-либо. Она была бы у меня дома, в моей постели. Я бы дал ей все, о чем бы она попросила, все, кроме моего прошлого и дурацкого понятия любви. Впрочем, я не думал, что ей нужно было последнее. Она и так достаточно обожглась. Я ненавидел всех мужчин, что разбили ей сердце, но, в итоге, они облегчили мне задачу. Мне же лучше, если она не будет ожидать от меня того, чего я не могу ей дать.
– Я живу в Сиэтле, Джианна, а не в России.
Она вскинула бровь.
– Так, значит, твой дом теперь Сиэтл?
– Да.
– И когда ты уезжаешь? – в ее голосе звучало облегчение, и меня это злило.
– Через несколько недель.
Она кивнула, положила таблетку на язык и проглотила ее, не запивая.
Она никогда не лезла за словом в карман, но на этот раз молчала всю дорогу. Между нами всегда было напряжение – сексуальное, ненавистное и прочее, – но теперь, когда мы переспали, я словно пропал из ее мыслей.
Грудь сдавило от раздражения.
Я подъехал к ее дому и повернул голову, только чтобы обнаружить, что она уснула, уткнувшись головой в окно и ровно дыша. Она умела засыпать как по щелчку и всегда глубоко. Я знал, я-то еще как минимум неделю не смогу сомкнуть глаз, чувствуя, как отпечатки ее рук горят на мне, словно ожоги.
Я выдохнул.
Окинул взглядом ее лицо. Длинные ресницы, плавные скулы, надутые губки – верхняя чуть больше нижней – и маленький шрамик на подбородке. Она была так красива, что иногда я и вовсе не мог на нее смотреть. Потому что не знал, что с ней делать – то ли заставить кричать мое имя, то ли наказать за то, что из-за нее я так себя чувствую.
Мне надо было избавить ее от себя. Оставить в покое и дать жить своей жизнью.
Дать найти своего Винсента Монро.
Потому что если бы я коснулся ее снова, то эта одержимость проросла бы еще глубже, и я знал, к чему это бы привело. Я бы нашел способ сделать ее своей. Какой бы сильной она ни старалась казаться, она была ранимой, нежной, хрупкой и полной опасного любопытства. Она бы захотела сбежать, а я бы никогда ее не отпустил.
И все же чем больше я говорил себе, что мне нельзя ее заполучить, тем сильнее ее хотел.
Я хотел ее так сильно, что на моей коже выступил холодный пот, а руки задрожали.
– Джианна.
Она медленно заворочалась и повернула голову, чтобы посмотреть на меня своими завораживающими темными глазами, которые наполовину прикрылись, когда сон снова забрал ее себе. «Господи». Сегодня был один из тех дней, когда на нее было больно смотреть. В груди взметнулось инстинктивное желание защитить. Что иронично, ведь убегать ей было нужно в первую очередь от меня.
Я стиснул руки на руле.
– Если ты надеешься, что я отнесу тебя, то тебе стоило трахнуться с кем-нибудь, у кого джентльменские замашки.
Она открыла глаза и прищурилась в мою сторону, а потом начала стаскивать с себя мой пиджак.
– Оставь себе.
Черта с два я бы позволил ей идти до квартиры без него.
– А говоришь, не джентльмен. – Она саркастично хмыкнула, выходя из машины. – Кстати, совет ради следующей невезучей девушки, с которой переспишь: я бы предпочла коробку шоколада твоей дурацкой таблетке.
И она захлопнула за собой дверь.
Джианна
Заниматься сексом со своим заклятым врагом оказалось изнурительным занятием. Всю дорогу до квартиры мускулы словно весили в несколько раз больше обычного. Я открыла дверь, скинула туфли, потянулась к выключателю и замерла, почувствовав ледяные мурашки на коже.
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Заявляешься на вечеринку в пиджаке одного мужчины, а домой возвращаешься уже в другом?
Мой взгляд остановился на Ричарде Втором, гордом владельце «Плэйхауса», обители самых низкопробных стриптизерш Нью-Йорка. Единственное место во всем городе, где можно было без страха купить брауни с марихуаной за пятнадцать долларов.
Он был моим единственным пасынком, с которым я не опасалась однажды оказаться в одной постели, и не потому, что он был старше меня на двадцать лет. Просто он был отвратителен по всем фронтам.
– Ну, что сказать, нам, девушкам, нельзя казаться слишком свободными, понимаешь?
Шторы были раздвинуты, дневной свет заливал всю комнату, но он все равно нашел самый темный угол, в котором и стоял, прислонившись к стене. Могла только представлять, что он перебежал туда, как таракан. Надоедливые маленькие букашки, которых так легко раздавить.
– Отсосала Аллистеру?
Я вздохнула.
– И сразу же пошлить, не изменяешь себе. Ты хоть иногда говоришь на другие темы, Дик?
Я направилась на кухню и тут же напряглась, почувствовав, что он подошел ко мне сзади. Он схватил меня за руку и развернул к себе.
Он всегда был хорошо одет – например, сегодня на нем была рубашка в полоску и черные брюки – но его всегда преследовал запах дешевого одеколона, сигаретного дыма и потных стриптизерш, а жирно блестящий гель едва удерживал зачесанные волосы.
Его пальцы впились в мою кожу.
– Я проследил за тобой сегодня после клуба. И давно ты с ним трахаешься?
Всегда, всегда ссылайся на пятую поправку.
– Без понятия, о чем ты.
– У тебя засос на шее, мелкая ты шлюшка.
«Черт. Вот же гад».
Он очертил лиф своим мясистым пальцем.
– Если тебе хотелось трахнуть сосульку, я бы мог тебе с этим помочь.
– Дик, Бога ради, ну святое воскресенье же, давай не будем обсуждать, кто, что и куда пихает.
– Отплатишь мне лично, и тогда я, может быть, об этом забуду. – Он потер пальцем засос на моей шее, и я поежилась.
– К счастью, я больше не сплю с приемными сыновьями. – Я похлопала его по груди. – Тебе налить?
– Ты думаешь, я позволю ему вот так позорить моего отца? – спросил он, когда я отошла к шкафчикам.
– А что насчет меня? Только не говори, что я на неделю посадила себя на домашний арест зазря?
Он стал разглядывать пятно на галстуке.
– Шлюшки всегда остаются шлюшками. А вот Аллистер перешел черту. Я не позволю своему
